«цивилизованных» политиках и либералах:

Напрасный труд! Нет, их не вразумишь: Чем либеральней, тем они пошлее; Цивилизация для них фетиш, Но недоступна им её идея. Как перед ней ни гнитесь, господа, Вам не снискать признанья от Европы: В её глазах вы будете всегда Не слуги просвещенья, а холопы.

Кому были посвящены последние строки этого стихотворения, и кто противостоял Пушкину, Гоголю, Лермонтову и Тютчеву — мы рассмотрим в следующей главе.

ГЛАВА ЧЕТЫРНАДЦАТАЯ

Первый критик и «О. Р. И.»

Как вы видели выше, в России в первых десятилетиях 19 века появи­лись великие писатели мирового уровня. И по какому-то закону после творцов — писателей и поэтов возникли вторичности, которые стали жить за счёт критики первых, самые известные из которых Виссарион Белинский (1811-1848 г.), Александр Герцен (1812-1870 г.) и Николай Огарев (1813-1877), почти одногодки. Есть писатели и поэты, которые пишут для людей, а появились между писателями и людьми критики, ко­торые решили объяснить всем людям или самым неграмотным и глупым творчество первых, их талантливость или бездарность. Это как людям решили объяснить Бога посредники-священники каждый в меру своего ума и совершенства или несовершенства.

По поводу вторичностей можно озвучить много иронических ме­тафор и аллегорий, но попытаемся понаблюдать за этим историческим явлением, и как появляются критики, хорошо демонстрирует биогра­фия первого из них — Белинского. И в этом есть что-то символическое: умирает творец А. Пушкин и на арену вышел его антипод — критик, западник и космополит В. Белинский.

Студент В. Белинский пытался писать стихи — не получилось. За­тем в 19 лет попробовал пародировать своего кумира Шиллера и опять стать творцом, — и написал драматическую пьесу «Дмитрий Калинин», которую не только университетские профессора, но и читатели призна­ли пошлой, бездарной и безнравственной. Причем Белинский решил написать эту пьесу не потому, что это была внутренняя необходимость выговориться о чём-то, что решил порадовать читателей красивой ис­торией и талантливым языком, или поделиться с читателями каким-то открытием в жизни или обнаруженной мудростью, а ведомый «лестной сладостной мечтой о приобретении известности» и чтобы «разжиться казною». Не получилось, мечта рухнула, Белинский понял — таланта у него нет и от расстройства слег в больницу.

После этого обозлился, стал винить во всем общество и власть, — в результате его выгнали из университета. Полтора года бездельничал и шатался, а затем в 23-летнем возрасте решил из своего нигилизма и критического отношения к жизни извлечь пользу — стал писать кри­тические статьи, обсуждая писателей, поэтов и их произведения.

Чтобы набраться мудрости, Белинский вошел в кружок Станкевича по изучению философии.

И здесь интересно наблюдать за его «эволюцией» — вначале стал изучать Гегеля, и вскоре Гегель вытеснил Шиллера и стал его кумиром; затем Белинский стал изучать Фихте, и когда умудрился обнаружить в философии Фихте «не я» радикальную революционность, то его Кумиром стал Фихте, вытеснивший Гегеля. На этом этапе Белинский восхищался бунтарем Лермонтовым, хотя и уважительно относился к А.Пушкину, хотя в статье «Русская литература в 1840 году» написал про литературу в России: «Мы не имеем литературы, как историче­ского и преемственного сознания русского общества», — и это уже после смерти Пушкина и многих произведений Лермонтова и Гоголя. И хотя через два года Белинский признал свою глупость, но это говорит о многом — о его низком интеллектуальном уровне, хотя в этот период Белинский чувствовал себя в статусе первого российского критика — богом критики.

Особенно после советского образования, когда самостоятельно изучаешь деятельность Белинского, то диву даёшься — как могли эту посредственность так высоко вознести советские идеологи? — Хотя их идеологическая и политическая подоплека понятна — критиковал порядки при монархии. Но и в советское время знаменитый профессор В. В. Зеньковский (1881-1962) отметил:

«Вокруг имени В. Г. Белинского в русской исторической литературе давно идет горячий, доныне не замолкший спор — преимущественно по вопросу об оценке его значения в истории русской мысли. Ещё не­ давно Д. И. Чижевский (1894-1977) в своей большой работе «Гегель в России» высказывался в том смысле, что у Белинского репутация совершенно не заслуженная».

Сомнений в этом никаких нет, особенно после того, как Белинский в том же 1840 году очередной раз ляпнул по поводу знаменитого произ­ведения Грибоедова: «Чацкие всегда будут смешны для меня, и я буду их делать смешными для многих, не заботясь, что мой приятель примет эти нападки за личность и оскорбится ими». Не только этой ошибочной оценкой, но и наглым хамством Белинского возмутились многие его современники и прозвали его — «неистовый Виссарион».

На этом пути критики вся и всех «неистовый» Белинский познако­мился с утопическими взглядами Сен-Симона, и в результате Сен-Си­мон столкнул с пьедестала Фихте и стал кумиром Белинского настолько, что поглотил «и историю, и религию, и философии» все вместе взятые, и Белинский стал социалистом. И как свидетельствовал Гончаров («За­метки о личности Белинского»), «прогрессивный» Белинский много говорил о коммуне, о коммунизме, «когда самое название «коммуны» было ещё для многих ново».

И теперь «сильно поумневший» Виссарион сказал свои знаменитые фразы: «Но смешно и подумать, что это может сделаться само собой, временем, без насильственных переворотов, без крови.», «Люди так глупы, что их насильственно надо вести к счастью. Да и что кровь тыся­чей в сравнении с унижением и страданием миллионов». Эти кровавые убеждения стали бодрящими тезисами и аксиомами всех «неправиль­ных» масонов, террористов и революционеров во всем мире и пролили так много крови. Только на деле, в жизни — как это показали очень убедительно французские революции и особенно русские — унижают­ся и страдают миллионы, а «кайфует» несколько тысяч насильников, фашистов, назвавших себя демократами и либералами.

Почему кто-то называл Белинского — «белым генералом русской интеллигенции»? Это какая-то издевка, неудачная шутка, — это чёрный кровавый поручик.

Дальнейший «прогресс» В. Белинского виден в 1841 году в его письме к Боткину:

«Я понял и Французскую революцию и её римскую помпу. Понял и кровавую любовь Марата к свободе, его кровавую ненависть ко всему, что хотело отделяться от братства с человечеством.». Как видите — это уже опасная для людей патология, это уже пациент психиатров и лечеб­ниц. И фамилией этого опасного сумасшедшего фанатика и сегодня на­званы десятки улиц почти во всех российских городах и даже город.

Через двадцать лет после этих высказываний Ф. Достоевский по­пытался объяснить доходчиво литературным языком происходящие опасные процессы в обществе — превращение на примере своего «беса» Шигалёва из монстра-нигилиста в монстра- коммуниста. Поэтому и Н. Бердяев в 20-м веке с полным правом сказал: «В Белинском был уже потенциальный марксист..», «Белинский предшественник больше­ вистской морали.».

Можно даже утверждать, что В. Белинский опередил Карла Маркса с его коммунизмом, пока тот ещё ждал, пока появится Энгельс и рас­скажет, что на планете есть такой класс — пролетариат. Их совпадение объясняется тем, что оба исходили из масонской идеологии «равенства, братства и интернационализма» и из отрицания действительности, в частности — государства как эволюционного способа организации жизни общества, семей, индивидов. И, как и Маркс, Белинский ничего конкретного не предложил вместо разрушения и крови, и после разру­шения и крови.

На примере Белинского, Огарева, Герцена мы наблюдаем даль­нейшее развитие («прогресс») процесса преклонения перед Западом (и в связи с этим разделение общества на две разные смысловые части), начатого Петром Первым.

Похоже, «неистовый» Виссарион пытался дальше «прогрессировать» и в письме тому же Боткину писал: «Отрицание — мой Бог.», то есть он заменил настоящего Бога своим, а свой нигилизм превратил в свою религию. К. Маркс, правда, пошел дальше и технологичнее — отринув настоящего Бога, объявил новым богом прессу и журналистов.

Но вскоре в результате философских исканий на этом направле­нии Белинский попал в мрачный тупик, как пытаются объяснить его поклонники — у Белинского случился душевный кризис, поэтому он стал ненавидеть Жизнь и писал о ней: «Жизнь — ловушка, а мы мыши. к чему всё на свете и зачем: ведь все мы помрем и сгинем, для чего же лю­бить, верить, надеяться. умирают люди, умирают народы, умрет и наша планета». — Эдакий маленький Люцифер с убогим фатальным сознани­ем, протестующий против Бога. И в