который также приехал с ними на ферму и которого нам даже не представили. Здесь, в Нью-Йорке, нам дали понять, что он тоже из ФБР.

Прямо с улицы мы вошли в маленькую комнатку, два окна ее выходили на улицу на уровне тротуара. В этой мрачной полуподвальной комнате справа стояла одна узенькая кровать. Посреди комнаты вместо стола опрокинутая черная бочка, и вокруг четыре красные полубочки, раскрашенные какими-то экзотическими цветами. Кругом на стенах были развешаны головы пиратов, сделанные из каких-то засушенных тропических плодов. И мы как будто очутились в убежище пиратов на каком-то необитаемом острове, как в кинофильме. Но это было прямо в самом центре Манхэттена.

Как только мы вошли, в комнате сразу же появились еще какие-то два типа. Один толстый, второй худой. Нам сказали, что они из НЕВИ. Все они, видимо, давно уже здесь торчали, ожидая нашего приезда, и о чем-то таинственно перешептывались. Зашел еще один, высокий блондин, нам сказали — бывший русский. Перебросился с нами несколькими незначительными фразами и быстро ушел. В это время ехавший с нами офицер из НЕВИ внимательно изучал наши паспорта. Все было обставлено таинственно, все говорили полушепотом, как будто боялись кого-то спугнуть.

Когда все собрались уходить, я обратила их внимание на то, что здесь одна кровать. Как можем мы все четыре человека разместиться на ней? Ричмонд куда-то исчез и приблизительно через час притащил раскладушки, гордо показав нам надпись на них — НЕВИ. Какое это имело значение, я так и не поняла, но это уже было лучше, чем ничего.

Перед уходом Ричмонд снова обратился к Кириллу с вопросом, теперь уже сколько Кравченко заплатил Лайонсу за книгу. Я только слышала, что Кирилл ему ответил:

— Абсолютно ничего не знаю, 50 % или 150 %, какое мне дело до этого?

Прежде чем уйти, Ричмонд еще раз повторил свое категорическое требование, чтобы мы теперь все свои поступки согласовывали с ним. Без его разрешения никуда не ходили и, главное, ни с кем не встречались.

Когда наконец все ушли, мы выяснили, что туалет находится почти в спальне хозяйки, где она размещалась с пятилетним внуком и дочерью, которая была где-то в отъезде.

Утром нельзя было, пока они не встанут, ни помыться, ни побриться, как сказал Кирилл. А о том, чтобы приготовить что-нибудь для детей, и речи быть не могло. И за все эти неудобства, когда дети, по существу, спали без постели, надо было платить дороже, чем за двухкомнатный номер в гостинице, который мы сняли, зайдя туда прямо с улицы. Там в гостиной был раскладной диван, а в спальне две кровати, номер с ванной.

А уж в смысле безопасности, мне казалось, глупее придумать нельзя. Любой человек, проходящий мимо по тротуару, мог все, что угодно, швырнуть прямо в наши окна или, толкнув дверь, очутиться прямо у нас в комнате.

Но не успели мы прийти в себя, как рано утром к нам приехала Лидия Александровна. Она взволнованно спросила:

— Вы что, сказали вчера вашим адвокатам, что вы видели Лайонса и заключили с ним контракт на 50 % на вашу книгу? Ричмонд вчера ночью позвонил к нам на ферму и просил выяснить этот вопрос.

— Что за глупости! Даже в голову мне такая вещь не приходила, — ответил Кирилл. — Ричмонд всю дорогу и весь вечер изводил меня вопросом, сколько Кравченко уплатил Лайонсу за книгу. Я ответил, что понятия не имею, 50 % или 150 %, какое мне дело. И потом, с какой стати его так волнует этот вопрос? Он же не писатель. Значит, это простое недоразумение, «языковые издержки».

Промучившись еще одну ночь до утра, стараясь устроиться как-нибудь поудобнее, мы решили, что из этого пиратского убежища нам надо немедленно убираться.

Морриса мы не видели, парадом командовал почему-то Ричмонд. И при первом его появлении мы заявили, что не можем оставаться здесь с детьми и что нам надо возвращаться либо на ферму, либо в гостиницу. Мы не можем держать закупоренными детей в этой комнате, здесь опаснее, чем ходить по улице.

На что он категорически ответил: «Нет!»

Наконец накануне Рождества появился наш адвокат Моррис, с ним пришли господин Джоллис с женой, г-н Бармин с женой и Л. А. Голицына. Мы считали, что из всех, здесь присутствовавших, лучше всех понимает наше состояние г-н Бармин, так как он был таким же политическим эмигрантом, как и мы.

К нему и обратился Кирилл:

— Спросите, пожалуйста, у г-на Морриса, что он собирается предпринять или уже предпринял по нашему делу. И я хотел бы знать, сколько будут приблизительно стоить нам его услуги.

Генерал Бармин, поговорив с Моррисом, сказал:

— Я вам передаю точно, слово в слово, то, что сказал г-н Моррис. Он сказал, что уже предпринял кое-какие шаги в отношении вашего дела, а об оплате просит вас не беспокоиться, после окончания вашего дела он представит вам очень скромный счет. И что это не самое важное.

Какие таинственные шаги он предпринял, нам было совсем неясно, так как ни единого вопроса по существу нашего дела он ни разу нам не задал.

Но всем присутствующим стало абсолютно ясно, что здесь оставаться нам, действительно не только не удобно, но и опасно.

Мадам Джоллис обратилась к нам с просьбой:

— Пожалуйста, потерпите еще денек, после праздника мы что-нибудь придумаем.

Я чувствовала, что она так искренне, от всей души сочувствует нам и хочет помочь, что обещала выдержать еще денек.

Мадам Джоллис действительно пришла к нам на следующий день после праздника и сказала, что детей она возьмет к себе, а мы с Кириллом будем у ее очень хороших друзей — у доктора Дэвиса в Бронксе.

Мы снова повторили наше настойчивое желание никого не беспокоить, тем более совершенно незнакомых людей, вернуться вместе с детьми на ферму и ждать там, что уже предпринял или что собирается предпринять наш адвокат Моррис.

Но адвокаты категорически заявили, что они настаивают, что мы постоянно должны находиться под их наблюдением.

Дети уже изнывали взаперти. Кирилл заявил:

— Никуда больше мы не поедем. Александра Львовна предложила сегодня же заехать за нами, и мы поедем к ней на ферму.

И он ушел договориться о нашем к ней возвращении.

Я тем временем решила, с разрешения хозяйки, постирать пару детских вещей.

Когда я вернулась в комнату, была поражена — в комнате было полно народу: г-н Джолис, Моррис, Ричмонд и с ними тот офицер из НЕВИ, который ехал с нами в машине с фермы, но уже в гражданской одежде. И еще какой-то г-н Франк Нельсон, толстый, довольно несимпатичный, но очень подвижный, они представили его как журналиста из газеты «Херальд-Трибюн». Он с каким-то хищным интересом