Джек изумленно уставился на нее. А затем посмотрел на Манфреда.
Мальчик по-прежнему сидел, сжавшись в комочек и прислонившись к стене.
Обучающая машина «Томас Эдисон» снова открыла рот и произнесла:
— Габл, габл. — И ничего больше, опять наступила тишина.
«Это — я? — мысленно спросил себя Джек. — Полный психический крах для меня? Или…»
Он не мог поверить в существование другой причины, она была просто невероятна.
Неподалеку, в холле, другая обучающая машина обращалась к группе детей. Джек напряженно вслушивался в долетавший оттуда гулкий металлический голос:
— Габл, габл, — говорила она детям.
Джек закрыл глаза. Он понял с совершенной ясностью, что собственная душа, собственные чувства не обманули его — то, что он видел и слышал, случилось на самом деле.
Присутствие Манфреда Стинера нарушило общую структуру Общественной школы, пронизало ее глубочайшую сущность.
Глава 12
Доктор Глоб все еще сидел за столом, грустно размышляя над выходкой Анны Эстергази, когда раздался телефонный звонок. Звонила дежурный механик Общественной школы ООН.
— Доктор, — заявила она решительным голосом, — прошу простить меня за беспокойство, но нам требуется ваша помощь. У нас имеется лицо мужского пола, по нашим предположениям находящееся в явном психическом расстройстве. Мы были бы рады, если бы вы приехали и забрали его от нас.
— Конечно, — пробормотал доктор Глоб. — Я немедленно отправляюсь к вам.
Вскоре он летел над пустыней по направлению к Общественной школе.
Дежурный механик встретила прибывшего доктора и быстрыми шагами прошла с ним через все здание к запертому коридору.
— Мы решили исключить контакт между ним и детьми, — объяснила она, когда раздвижные двери открыли проход.
Там с изумленным выражением лица стоял уже знакомый Глобу мужчина.
Наконец доктор получил удовлетворение за наплевательское к себе отношение со стороны некоторых личностей. Итак, шизофрения вернулась к Джеку Болену.
Его глаза были расфокусированы — он явно находился в состоянии кататонического ступора, вероятно, с перемежающимся возбуждением. Больной выглядел измученным. С ним находилась еще одна знакомая Глобу личность.
Манфред Стинер сидел съежившись на полу, наклонившись вперед, похоже, в состоянии полной прострации. «Ваше знакомство едва ли приведет вас к процветанию», — мысленно прокомментировал случившееся Глоб.
С помощью дежурного механика он поместил Болена и малыша Стинера в свой вертолет и отправился обратно в Нью-Израиль, в лагерь имени Бен-Гуриона.
Сгорбленный, с крепко стиснутыми руками, Болен произнес:
— Позвольте мне объяснить вам, что случилось.
— Пожалуйста, — сказал Глоб, чувствуя наконец, как к нему вернулось самообладание.
Джек Болен стал рассказывать срывающимся голосом:
— Я отправился в школу за сыном. С собой я захватил Манфреда. — Он крутнулся на своем сиденье, чтобы посмотреть на малыша Стинера, который так и не вышел из каталепсии. Как мертвый, как подкошенный лежал на полу вертолета. — Манфред убежал от меня. А потом мое восприятие школы нарушилось. Все, что я могу услышать, было… — он запнулся.
— Folie a deux, — пробормотал Глоб. — Двойное помешательство.
Между тем, Болен продолжал:
— Вместо школы я слышал его. Я услышал его слова, произносимые «учителями». — Он замолчал.
— Манфред — сильная личность, — сказал доктор Глоб. — Это вызывает истощение сил у тех, кто находится рядом с ним слишком долго. Думаю, было бы неплохо для вас, в целях сохранения здоровья, отказаться от этого проекта. Полагаю, вы слишком рискуете.
— Я должен увидеться с Арни сегодня вечером, — сказал Болен резким, прерывающимся шепотом.
— Вы подумали о себе? Что станется с вами?
Болен ничего не ответил.
— Я могу полечить вас, — сказал доктор Глоб. — На этой стадии заболевания. Позже я не буду так уверен в успехе.
— Там, в этой проклятой школе, — сказал Болен, — я полностью запутался, не знал, что делать. Я старался найти кого-нибудь, с кем еще можно было поговорить. Кто не был еще похож на него, — он указал на мальчика.
— Тяжелая задача для шизофреника свыкаться со школой, — сказал Глоб. — Шизофреники, подобные вам, очень часто общаются с людьми на уровне подсознания. Конечно, обучающие машины не имеют и тени индивидуальности, все, что они собой представляют, заключено во внешности. А так как шизофреник привык постоянно игнорировать внешность и смотреть вглубь, то он различает только пустоту. Он просто не способен понять их.
Болен произнес в ответ:
— Я ничего не понимал из того, что они говорили: повторялось все время одно и то же — бессмыслица, которую произносит Манфред. Какой-то секретный жаргон.
— Вам очень повезло, что вы не сошли с ума от этого, — сказал Глоб.
— Понимаю.
— Так что вы собираетесь делать, Болен? Отдыхать и выздоравливать? Или продолжать опасные контакты с ребенком, настолько неустойчивым, что…
— У меня нет выбора, — сказал Джек.
— Верно. У вас нет выбора. Вы должны отступить.
— Но я кое-что узнал, — сказал Болен. — Я понял, какие великие пытки уготованы для меня лично во всем этом. Теперь я знаю, что такое быть отрезанным от мира, изолированным, подобно Манфреду. Я все сделаю, чтобы избежать такой участи. Теперь у меня нет никакого желания поддаться болезни. — Трясущимися руками он достал из кармана сигарету и закурил.
— Прогноз состояния вашей психики не сулит ничего хорошего, — сказал доктор Глоб.
Джек согласно кивнул.
— Ослабление приступа болезни несомненно вызвано тем, что вы покинули школу. Хотите начистоту? Нельзя сказать, сколько времени вы сможете функционировать — возможно, еще десять минут, еще час, или, вероятно, до вечера, а потом с вами случится еще худший срыв. Ночные часы особенно тяжелы, вы согласны?
— Да, — ответил Болен.
— Я могу сделать для вас две вещи. Отправить Манфреда обратно в лагерь и представлять ваши интересы у Арни Котта сегодня вечером в качестве вашего личного психиатра. Я занимаюсь таким вещами постоянно, это мой бизнес. Давайте заключим договор, и я доставлю вас домой.
— Возможно, после сегодняшнего вечера, — сказал Джек. — Возможно, вы будете представлять мои интересы в дальнейшем, если болезнь обострится. Но сегодня вечером я возьму с собой Манфреда на встречу с Арни Коттом.
Доктор Глоб молча пожал плечами. «Не поддается внушению, — отметил он. — Признак аутизма». Джека Болена уже нельзя было переубедить, он уже был слишком далек от реальности, чтобы кого-нибудь слышать или воспринимать. Речь превратилась для него в ничего не значащий пустой ритуал.
— Мой мальчик Дэвид, — вдруг сказал Болен. — Я должен вернуться в школу и забрать его оттуда. И