бесхозяйственность! И все же… Контрразведчик должен думать как контрразведчик. Благодушие, привыкание к ситуации, недооценка опасности — вот что в подавляющем большинстве случаев приводит к успеху вражеских акций.

Понимая, что наверняка заработает выговор и насмешки коллег, кап-три выгреб из сейфа несколько вручную заполненных бланков с красной полосой поперек листа и вставил в уничтожитель документов. Когда машинка перестала гудеть, Лисков надел на плечи оперативную кобуру с пистолетом. Потом собрал личный состав, провел инструктаж и призвал всех к бдительности. Матросы, мичманы и несколько офицеров выслушали его без интереса. Обычные песни особиста…

— А когда смена придет? — спросил круглоголовый Сазонов и зевнул.

— Когда придет, увидим, — накаляясь, ответил Лисков. — А пока — нести службу, как положено. Почему часовой стоит со штык-ножом?

— Чижик распорядился, — пояснил лейтенант Максимов. — Как установлено для списанных кораблей…

— Какой черт «списанных»! — взорвался контрразведчик. — Или уже ракеты сняли, ядерное топливо выгрузили? Выдать автомат с боезапасом, посторонних на борт не пускать, о любых подозрительных событиях вокруг докладывать мне в любое время!

Когда Лисков ушел, Сазонов покрутил пальцем у виска и выразительно присвистнул. Мичман Ивантеев заметил его жест, но против обыкновения ничего не сказал.

Ровно в двадцать один час к воротам в/ч 0752 подкатил старенький крытый грузовичок, обслуживающий хозяйственную часть базы. Ничего странного в том, что машина возвращается на свое место, не было, а поскольку из кабины высунулся сам капитан-лейтенант Чижик, замерзший матрос не стал чинить предусмотренных правилами несения службы проверок, а молча распахнул створки. Грузовичок направился почему-то не к гаражу, а в сторону причала, но это уже часового не интересовало.

Возле перекрывавшего выход на пирс давно бездействующего санпропускника грузовик затормозил. Ватными ногами Чижик ступил на знакомый бетон. Из кузова упруго выпрыгнули восемь молодых мужчин в черных бушлатах подводников. Квадратный, с деформированными ушами борца Лисогрузов подошел к капитан-лейтенанту, положил руку на плечо, всмотрелся.

— Ты что, друг? Дрейфишь?

В ту памятную ночь, когда он спас Чижика от бандитов возле «Арагви», не задумываясь разбив голову одному из нападавших, он тоже оставался совершенно спокойным и тоже обращался доброжелательно, но безлично: «друг». Тогда капитан-лейтенант испытал к майору милиции глубокую благодарность. Сейчас им владели другие чувства.

Резким движением Чижик сбросил тяжелую пятерню.

— Меньше болтай и следи за своими людьми. Никого не бить, не калечить, не убивать!

Лисогрузов озадаченно хмыкнул.

С моря дул сильный ветер. Наклонившись, Чижик первым вышел на пирс и медленно пошел вперед мимо зловеще чернеющих мертвых остовов «китенка», «раскладушки», «акулы» и «барса». За ним, выстроившись в колонну по два, шагали остальные. Как будто разводящий вел к постам отдохнувшую смену.

«Барракуда» была пришвартована в самом конце бетонного мола. Там ощущалась жизнь: горели переносные лампочки, слышались голоса, доносились гитарные аккорды. Навстречу шел дежурный офицер — старший лейтенант Ивашкин. Увидев приближающуюся процессию, Ивашкин остановился, вглядываясь.

— Товарищ капитан-лейтенант, на прикомандированном корабле происшествий нет, — привычно отчеканил он, узнав Чижика. И тут же доверительным «неуставным» тоном спросил:

— Слышь, Сашок, а это кто такие?

— Сменный экипаж, — обыденно ответил капитан-лейтенант.

— Хорошо, ребята обрадуются… Только чего ж их так мало?

— Остальные завтра прибудут.

— Ну ладно… Закончишь, заходи. У меня есть кое-что…

Дежурный офицер и возглавляемый Чижиком отряд разминулись. В руке Лисогрузова что-то щелкнуло. Через пару минут они подошли к «барракуде». Стопятидесятисвечовая лампа освещала лишь массивный, закругленный нос, огромный корпус ракетоносца растворялся в темноте, казалось — сходни переброшены на полусферический островок из черной резины.

— Стой, кто идет?

Грубый брезентовый дождевик с капюшоном делал часового похожим на упитанного монаха в рясе. Но этот образ перечеркивался деталями. Рядом, на кнехте, был закреплен пластмассовый ящик полевого телефона. В неярком, рассеиваемом ночью и ветром свете отблескивал автомат.

Чижику это не понравилось. Он распорядился не выдавать оружия, и то, что его приказ нарушили, говорило о возможности осложнений. По уставу караульной службы часовой должен был пропустить на борт только его одного, а остальных держать под контролем, сообщив о прибытии неизвестных старшему офицеру корабля. Но Лисогрузов и его команда не похожи на людей, готовых покорно ждать своего разоблачения. Чем это он щелкал? Предохранителем пистолета, каким-либо специальным ножом, страшной складной дубинкой, разбивающей человеческий череп словно тыкву?

Бледным пятном маячило в тени капюшона напряженное лицо. Капитан-лейтенанту показалось, что это гитарист, любимец экипажа. Сейчас он становится помехой на пути далеко идущего и тщательно продуманного замысла. А в подобных случаях судьба человека решается однозначно, и его предупреждения не проливать кровь ничего не стоят, так — благие пожелания наиболее трусливого соучастника.

Только сейчас Чижик в полной мере осознал, что ему предстоит. Раньше он думал лишь о корабле — неодушевленном конгломерате легкого и тяжелого корпусов, силовой установки, систем жизнеобеспечения, навигационного оборудования и сотен иных механизмов и агрегатов. Техническая сторона задачи начисто вытеснила «человеческий фактор», как будто угнать предстояло пустую лодку. Но восемь человек не справятся с управлением, значит, придется приводить к повиновению остальных. Делать это предстояло не ему, поэтому он особенно о том и не размышлял. А ведь за этим бледным пятном еще четырнадцать… Но обратного пути не было.

— Кто идет?! — в голосе появилось напряжение, клацнул передергиваемый затвор.

— «Сочи», — ответил Чижик. В суровых климатических зонах паролями обычно избирали названия ласковых южных городов.

— Исполняющий обязанности командира базы со сменным экипажем! — бодро добавил он, надеясь, что матросу этого хватит и он не станет ревностно соблюдать устав.

— Командир ко мне, остальные на месте! — скомандовал часовой, точно придерживаясь инструкции.

Чертыхнувшись про себя, Чижик сделал несколько шагов. До трапа было рукой подать. Но никогда в жизни он не казался ему таким узким и крутым.

Старший лейтенант Ивашкин не отличался ревностным отношением к службе. Но появление на пирсе неизвестного отряда показалось ему очень странным, чтобы не сказать пугающим. Да, именно пугающим, причем не в переносном, а в самом прямом смысле. Когда они встретились, он явственно ощутил исходящую от незнакомцев опасность. Правда, вел их прямой начальник и приятель Сашка Чижик, но его объяснение прозвучало как-то неубедительно.

Почему сменный экипаж доставили поздним вечером? Почему не в полном составе? Почему нет заявки на транспорт? Почему у пирса стоит грузовик без водителя? Почему на перевозку людей не направили пассажирский автобус? Почему о прибытии ничего не известно дежурному офицеру? И как их смог встретить Чижик, если нет ни телеграмм, ни радиограмм, ни телефонных сообщений? Откуда он узнал про приезд сменной команды? Почему не послал Петухова или кого-нибудь из мичманов?

Постояв в задумчивости у брошенной машины, старлей зажег фонарик, заглянул в кабину, потом, откинув брезент, залез в кузов. Желтоватый круг пробежал по истертым доскам пола, обогнул старую, с лысым протектором «запаску». В щели у борта что-то блеснуло. Азарт следопыта заставил сердце учащенно забиться. Ивашкин наклонился, поддел мизинцем небольшой цилиндрик из желтой латуни. На ладони лежал пистолетный патрон. Не привычный, похожий на желудь макаровский и не бутылочнообразный тэтэшный. Значит, иностранного производства!