На плите закипел чайник. Людмила машинально сняла его с огня и застыла на месте, с трудом соображая, что же делать дальше. Время опять подходило к полуночи, а она до сих пор не знала, вернулся ли домой Денис после двухдневного отсутствия. Хотя узнать это не составляло никакого труда. По шагам за стеной она определила, что Максим Андреевич еще не спит, но, как ни старалась, так и не смогла найти убедительную и достаточно естественную причину, чтобы позвонить старику и успокоить свое растревоженное сердце.

И тогда, не придумав ничего лучшего, она сняла трубку и набрала номер Антонины. Подруга ответила сразу, словно ждала ее звонка, но если даже и не ее, то мастерски это утаила и даже не удивилась, когда Людмила потребовала, чтобы она немедленно, ну просто незамедлительно, приехала к ней. Только заворчала:

– На чем, интересно, я приеду? На метле или на швабре? Почитай, через все село добираться придется… – И тут же перешла на деловой тон: – Хорошо, сейчас что-нибудь придумаем! – И положила трубку.

Через полчаса на крыльце послышались знакомые шаги, и Людмила распахнула дверь навстречу своей подружке, в очередной раз убедившись, что если Антонина Веденеева пообещала что-нибудь придумать, то, будьте уверены, придумает обязательно.

Еще четверть часа ушло на то, чтобы снять шубу, валенки, повертеться перед зеркалом и между делом рассказать, как пришлось идти на поклон к соседу, чтобы он попросил ребят, патрулирующих на «уазике» ночные улицы, подбросить Антонину к дому Людмилы. Келлера она подняла с постели, и Александр Генрихович спросонок ее, конечно, отругал, но оперативному дежурному позвонил, и тот прислал машину, хотя тоже долго ворчал по поводу неугомонных девок, которым и ночь не в ночь, когда в одном месте свербит.

– Ну, что у тебя? – Тонька наконец успокоилась и присела на скамеечку возле обогревателя. Будто избавляясь от ночного холода, она зябко поежилась и еще плотнее закуталась в большую пуховую шаль. И только тут заметила покрасневшие глаза Людмилы. – Ты что? Неужто ревела без меня?

– Ну и что в этом такого? – произнесла та с вызовом. – Сама, можно подумать, никогда не ревела!

Антонина глубокомысленно наморщила лоб.

– Дедуктивным методом я, не в пример некоторым, не владею, но своими слабыми мозгами пораскинуть попытаюсь. Из-за Славки и тем более по поводу Вадьки ты так убиваться не станешь: первому ты просто- напросто отвесишь подзатыльников, чтобы не огорчал чрезмерно. Второй слишком далеко, и не думаю, что его новая дубленка – повод для слез. Хотя лично мне твою шубу будет очень жалко! Остается пока один Кочерян. Но из-за него ты могла бы заплакать лет пять назад, а сейчас сам Ашотик ревмя ревет от тебя и волосенки свои кудрявенькие дергает от огорчения, что согласился взять тебя в замы… – Тонька ухмыльнулась и подмигнула подруге. – Выходит, тоже не он?

– А почему я должна из-за кого-то плакать? Может, у меня другие какие причины?

– Из-за других причин ты просто злишься, а не плачешь и в крайней степени ярости по морде бьешь или язвишь без меры, что равнозначно тому же мордобитию.

Людмила сердито нахмурилась:

– Хватит домыслы строить и допросы учинять. Оставь это на долю своего незабвенного Стаса.

– В том-то и дело, что незабвенного, – вздохнула Антонина и виновато улыбнулась, – оттого и на тебя шумлю, что уже третий день о нем ни слуху ни духу. Келлера пыталась достать по этому поводу, результатов – ноль! И один ответ – в засаде твой Стас! Только знаю я эти засады…

– Что ж, выходит, Стаса тоже нет в Вознесенском? – переспросила Людмила и осеклась, заметив, как быстро Тонькин виноватый взгляд сменился на торжествующий и немного злорадный:

– Ага! Попалась, которая кусалась! – Она даже подпрыгнула на скамеечке от восторга. – Не мне одной теперь мучиться!

Людмила поморщилась:

– Я как раз мучиться не собираюсь! Но я беспокоюсь за Костю и Максима Андреевича. И выскажу этому безмозглому менту все, что думаю по поводу его безответственного отношения к семье, как только он появится дома.

– Мальчишка опять у тебя ночует?

– Ночует! И что из того? Дома даже молока нет и хлеба. Я второй день обеды готовлю на два дома. Славка печь топит, за водой в колодец бегает. Скажи, мне это надо? У меня делегация центра на носу, а проект – еще не у шубы рукав! А он гуляет себе в городе и в ус не дует!

– С чего ты взяла, что он в городе? – удивилась Антонина. – Сам, что ли, проговорился?

– Да нет, Максим Андреевич сказал, что он на коллегию в министерство уехал. Но не три же дня эта коллегия продолжается…

– Ну так возьми и спроси у Максима Андреевича, когда его сынок вернется. Или стесняешься?

– Стесняюсь, – тихо сказала Людмила и вдруг беспомощно посмотрела на подругу. – Прости, что среди ночи тебя подняла… Но я не нахожу себе места… Не знаю, что со мной происходит. Стоит ему уехать из села, я словно заболеваю, у меня из рук все валится, а вечером машину услышу и успокаиваюсь. Хотя и за стеной, но все равно рядом… – Она пожала в недоумении плечами. – Точно зелья какого напилась, в зомби превратилась, потому что ни о чем и ни о ком больше, как об этом… человеке думать не могу. И знаю, что не нужен он мне, но избавиться никак не получается, хоть в церковь поезжай и свечку ставь во спасение души от подобного наваждения.

– Со свечкой ты пока погоди! – Антонина покачала головой. – Во сне его видишь?

– Каждую ночь, – сказала Людмила глухо и отвернулась. – И настолько ясно, что потом целый день чувствую, какие у него руки теплые или… губы…

– И о чем тогда базар, дорогая? – удивилась Антонина. – Диагноз ясен и без патологоанатома, как говорит мой Стасик. Ты ж втрескалась в него по уши, Людка, а все еще трепыхаешься, сопротивляешься…

– Тоня, я ничего не понимаю. Я ведь совсем его не знаю. – Слезы опять потекли по щекам, но Людмила их не замечала и лишь машинально смахивала ладонью, когда они скапливались на подбородке и в уголках рта. – В общей сложности мы и двух дней вместе не были. Как тут можно влюбиться? Ты со Стасом всю жизнь знакома и то не сразу решилась встречаться с ним! А тут…

– А что тут?

– А то, что при каждой нашей встрече он лезет ко мне с поцелуями и предлагает переспать с ним.

– И что тебе мешает?

– Не что, а кто! Не могу же я при детях…

– Вон оно что! – усмехнулась Тонька. – А я-то подумала, что ты про священный долг вспомнишь и про те обеты, что давала своему женишку.

– Да, и это тоже.

– Только почему ж ты поставила их на вторую позицию? Или, окажись вы без свидетелей, один на один, ты бы напрочь обо всем забыла?

Людмила пожала плечами и улыбнулась сквозь слезы:

– Наверняка забыла бы… Я про все забываю, когда он на пороге появляется… И уже на часах, кажется, дырку глазами провертела, пока его дожидаюсь… А его все нет и нет! Хоть бы позвонил, зараза этакий!.. Сыном поинтересовался!.. – Она опять всхлипнула.

Антонина поднялась на ноги и подошла к ней. Обняла за плечи и притянула голову подруги к себе.

– Успокойся, голубушка, но чувствует мое бедное истерзанное сердце, что дур, влюбленных в этих долбаных ментов, с сегодняшней ночи ощутимо прибавилось… – И продолжила уже более весело: – Все, Людка, аминь! Что нам и требовалось доказать!

– Денис Максимович, – бился в трубку дребезжащий голос Банзая, – срочное дело у меня до вас! Такое, что терпежу нет, потому из сторожки своей звоню, чтоб им пусто было!

– Объясните, что случилось, Федор Яковлевич? – Денис прижал левой рукой трубку к уху, а правой продолжал подписывать приказы, которые ему хорошо отработанным движением подпихивал начальник штаба.