попутно за здоровье одной чудесной девки, что никак счастье за хвост схватить не может. Ходит оно с ней рядом, а она даже близко его к себе не подпускает.

– Кого – его?

– Да кого ж еще, если не счастье! – усмехнулся Стас и притворно тяжело вздохнул. – Как ни крути, нет нам жизни без баб! Не хочешь пить за них, все равно напьешься, но Людка Ручейникова – девка особая, и потому выпить за нее стоит особо, и причем до дна!

Барсуков ничего не ответил, лишь глянул исподлобья на своего заместителя, но водку выпил. Стас от начальства отстать не посмел. Затем они изрядно закусили, потом пропустили еще по одной стопке, и только после этого Стас откинулся в своей излюбленной позе на спинку кресла и умиротворенно произнес:

– Ну вот! Теперь и покурить можно, и за жизнь потрепаться!

– Объясни, если не секрет, почему ты за Людмилу предложил выпить? – Денис пустил густую струйку дыма в сторону открытой форточки. – Или акценты сместились и ты решил сгулять налево?

– Ни налево, ни направо, Денис Максимыч! – Стас прикрыл глаза. – Просто хорошая она девка, действительно очень хорошая. Только вот и вправду в жизни у нее все как-то не так получается. Почитай, с самого детства постоянно кого-нибудь на своем горбу везет. Ведь она только с виду такая… сердитая, – усмехнулся он, открыл глаза и серьезно посмотрел на Барсукова. – С малехоньку без мамки осталась. Славку выпестовала, вон какой детина вымахал, а потом в университете Вадика своего встретила. Сейчас его обихаживает и нянчит. Видите ли, он в аспирантуре учится, ему специальные условия нужны, и кормежка особенная, и все остальное… И хоть бы было из-за кого так стараться! Видел я его, Денис. Щупленький, носатенький, в очочках, но гонору выше башни. А Людке только дай повод пожалеть… А к себе никого не подпускает и боится этой жалости – не приведи господь! Как кобылица брыкается! Мужики к ней на расстояние пушечного выстрела боятся подойти! А весна придет – посмотришь, что у нее во дворе будет твориться. Еще пожалеешь, что в соседях поселился. Думаешь, у нее сараи для домашней живности построены? Куда там! Всю весну, а то и лето подранков по тайге собирает, лечит, обихаживает… Кого потом назад возвращает, кого в городской зоопарк определяет. В прошлом году медвежонок жил, двух рысят ребята из соседней деревни принесли, потом лисенка где-то нашли… А года два или три назад все лето волчонка растила. Темуджином назвала. Он за ней хвостиком бегал. Ревела белугой, когда в тайгу его отпускала! А сейчас Тонька мне по секрету рассказала, что он до сих пор иногда Людку в тайге на тропе встречает и почти до дому провожает.

Денис озадаченно покачал головой, но спросил совсем не то, что хотелось:

– Зачем ты это мне рассказываешь?

– А просто так! Информация к размышлению о тех особах, чьи сережки имеют дурную привычку сами по себе расстегиваться… А стоит только к ушку наклониться, чтобы застегнуть, считай, все, пропал, душа моя! Окончательно и бесповоротно! Так уж она по-особому свой подбородок поднимет, щечку, а то и губы вместо уха подставит, глазки закроет… Хочешь не хочешь поцелуешь, а она тебя сразу – ап! И все тут, капкан захлопнулся!

Денис окинул Стаса еще более мрачным взглядом, встал со стула, подошел к окну и, опершись ладонями о подоконник, всмотрелся в глухую непроглядную темь. Низкие тучи заволокли небо, и лишь над дальними сопками сияла крупная голубая звезда, назло темноте, назло лютой стуже и студеным ветрам… И он вдруг вспомнил другую звезду, что так лихо подмигивала им сквозь щель в камнях, и теплоту женских губ вспомнил, и даже запах дыма от ее свитера… Он судорожно сглотнул и повернулся к Стасу. Посмотрел на него неожиданно потерянным взором и вновь спросил совсем не о том, на что рассчитывал получить исчерпывающий ответ:

– Как ты думаешь, откуда «маузер» мог попасть к Цымбарю?..

Людмила отодвинула в сторону бумаги и посмотрела на часы. Скоро одиннадцать… Она вздохнула, подняла трубку телефона и набрала номер соседей. И на протяжении трех гудков еще надеялась, что к телефону подойдет Денис, но трубку взял Максим Андреевич и тут же клятвенно заверил, что сей момент отпускает Славу домой.

Брат примчался через десять минут и застал сестру по-прежнему зарывшейся с головой в бумаги. Он уже знал, что она готовится к встрече представителей World Wide Centre Nature[2] и работает над проектом создания питомника для восстановления исчезающих птиц и животных, под который они с Кочеряном мечтали получить деньги от WWC.

Славка на цыпочках прокрался в свою комнату. Выложил из сумки учебники и тетради и, включив настольную лампу, оглянулся на Костю, который опять занял его кровать. Ему же сестра на этот раз постелила на диване. Костя спал неспокойно, постоянно норовил сбросить с себя одеяло, брыкался ногами и толкался локтями, поэтому Славка решил провести эту ночь пусть и менее комфортно, но зато выспаться как следует. Он быстро просмотрел записи, которые сделал вечером, во время встречи с Максимом Андреевичем. Старый учитель несказанно обрадовался, когда он обратился к нему за помощью, и они проговорили почти три часа. Сначала о некоторых вопросах становления российской государственности, а потом уже обо всем, что волновало или беспокоило обоих.

И так уж получилось, что незаметно для себя Славка рассказал соседу и об исчезнувшем в тайге отце, и о Светке, и о сестре, которая всю жизнь заботится о ком угодно, но только не о себе…

Он прислушался. Людмила тихо возилась на кухне. Вероятно, ставила чайник на плиту… Значит, опять будет сидеть чуть ли не до утра. А потом станет удивляться, почему вдруг появились синие круги под глазами…

Славка выключил лампу и нырнул под одеяло, не подозревая, что сестра, опустив руки на колени, сидит за кухонным столом, обреченно смотрит на часы и тихо, чтобы не услышал брат, плачет.

В последние дни она все чаще и чаще стала ловить себя на том, что голова ее забита весьма далекими от ее интересов проблемами, о которых она и не подозревала до того самого момента, когда отважилась на экзекуцию в кабинете Кубышкина.

Она закрыла глаза и как наяву увидела лицо Барсукова. Таким оно выглядело в их первую встречу: напряженное, с мрачным взглядом серых глаз под сердито насупленными бровями. Резко очерченные губы сжаты в тонкую полоску, на лбу залегла глубокая вертикальная складка… И разве могла она тогда предположить, что когда-нибудь эти глаза посмотрят на нее с искренней теплотой и нежностью, как это случилось в их последнюю встречу, да и в предпоследнюю тоже…

От одной мысли о нем ее начинает трясти как в лихорадке, странно немеет затылок, а горло сжимают спазмы, и до такой степени, что она полностью теряет над собой контроль и думает лишь о том, поцелует он ее или не поцелует… Словно она не взрослая женщина, а сопливая семиклассница, у которой все мысли только о мальчиках и поцелуйчиках… Но разве она позволила бы подобное к себе отношение, если бы не чувствовала и не понимала, что Денис не притворяется и действительно испытывает то, о чем она запрещала себе думать и к чему, вопреки призывам здравого смысла, все время возвращалась и в мыслях, и в воспоминаниях?

И эти воспоминания приобрели уже злокачественный характер, потому как зачастую, переплетаясь с фантазиями и мечтами, превращались в столь откровенную и очевидную блажь, до такой степени причудливую и нереальную, что она утыкалась лицом в подушку и ревела от души, после чего приходилось переворачивать подушку другой стороной, настолько она промокала от слез.

Вот и сейчас слезы текут по лицу независимо от желания не думать об этом человеке, который должен ей быть безразличен, хотя бы уже по той причине, что ничто не связывает их в этой жизни. Просто не должно связывать, потому что нет у них взаимных интересов, нет и не будет… С Вадимом иначе: у них общая работа и проблемы тоже общие… И во время не очень частых встреч им бывает совсем не до поцелуев и выяснения отношений, поэтому и до постели до сих пор не дошло, не то что с Барсуковым. С ним она почти переступила ею же самой обозначенную границу, допустив то, чего не позволяла Вадиму даже в мыслях. И прежде всего она сама виновата в том, что разрешила этому жалкому менту постоянно распускать руки и приставать к ней с недвусмысленными предложениями. И с какой стати она так раскисла перед ним, растеклась, точно блин по сковородке? В ее жизни встречались и более симпатичные, и более разговорчивые мужики, чем этот замордованный службой подполковник. И самое главное, в его отношении к ней нет и намека на любовь. Сплошное вожделение, слегка прикрытое неким подобием чувств, на которые она пусть тайно, но все-таки рассчитывала.