нужно. Да! – спохватилась она. – Я же вам самое главное не сказала. Костя сегодня очень хорошо произнес, и не менее десятка раз, «кис-кис».

– Он заговорил? – Денис выронил из рук шапку, но даже не заметил этого.

– Не совсем! Только одно это слово! И, похоже, пытался назвать меня по имени, но пока не получилось. – Она улыбнулась. – Теперь, будьте уверены, Костя изо всех сил будет пытаться говорить. Видели бы вы, с каким торжеством он звал Мавру, и она понимала это, мурлыкала и просилась к нему на руки…

– Дай-то бог! – прошептал Барсуков едва слышно и вдруг беспомощно посмотрел на нее. – Я не хочу уходить. Сижу, как последний болван, и никак не могу найти причину, чтобы остаться хотя бы еще минут на десять. Время позднее…

– Ну что ж, если вы такой ненаходчивый, то эту причину найду я. – Людмила смело посмотрела на него, стараясь не выдать того поистине сумасшедшего восторга, испытанного впервые в жизни и окончательно избавившего ее от сомнений и колебаний в правильности своего поведения. Конечно, в душе она понимала, что поступает опрометчиво, разрешая ему остаться. На какой срок и с какой целью, в этом она еще не определилась, но подозревала, что готова поддаться на любую провокацию с его стороны, если Денис решится преодолеть те барьеры, которые они так успешно воздвигали на пути друг к другу.

Барсуков вопросительно поднял брови и с интересом посмотрел на нее. И по блеску его глаз она без труда сообразила, что подполковник с ходу разгадал ее маневры, но, кажется, совсем не против передать бразды правления в ее руки.

– Раздевайтесь, будем ужинать! – Она улыбнулась. – Сознайтесь, сколько раз за день вы сегодня ели?

Денис снял дубленку, повесил ее на вешалку, подобрал с пола шапку и повесил на крючок сверху. И только пригладив волосы, смущенно ответил:

– По правде, не помню. Кажется, обошелся парой беляшей и чем-то запил… – Он пожал плечами. – Выезжали на сложное дело, там не до перекусов было. А беляши где-то Сергей купил…

– Точно некому вас за уши надрать! – Она слегка коснулась пальцами его уха, но Барсуков перехватил ее ладонь, прижал к своей щеке, а второй рукой обнял ее за талию и притянул к себе.

Его лицо вплотную приблизилось к ее лицу, и он, слегка задыхаясь, прошептал:

– Постарайся, найди причину, чтобы я остался с тобой до утра!

– С ума сошел! – прошептала она в ответ, освободила ладонь и обняла Дениса за шею. – Я ведь не одна! Мальчишки услышат…

– Ты опять права! – Денис коснулся губами ее шеи. – Я не сумею вести себя тихо, да и тебе не позволю. – Мужские губы переместились к уху, и Людмила услышала, как он едва слышно чертыхнулся, отстранился от нее и озадаченно произнес: – Я о твою сережку укололся, – и спросил: – Застегнуть ее или снять совсем?

– Застегнуть! – прошептала она, поворачивая голову и поднимая подбородок именно так, как учила ее Тонька, но Денис приказал: «Не шевелись!»

В следующее мгновение он прищемил ей мочку уха, да так, что она даже вскрикнула от боли, и уже более громко чертыхнулся снова.

– Что случилось? – спросила девушка с тревогой, почувствовав, что ее ухо оставили в покое. – Застегнул?

– Нет, – глухо произнес подполковник, – прости, но я, кажется, сломал замочек у сережки. Но ты не расстраивайся. – Он прочитал неподдельное отчаяние в девичьих глазах и поспешил ее заверить: – Я завтра же его припаяю, можешь не беспокоиться, тут работы всего на пару минут.

Людмила мягко отстранилась от него и, стараясь не глядеть ему в глаза, чтобы не выдать явного разочарования, прошептала:

– Ничего страшного! – И уже более громко приказала: – Мойте руки – и за стол. Думаю, нам стоит после слишком позднего ужина поскорее разбежаться по своим углам. Завтра у меня, а у вас тем более, очень тяжелый день…

– Значит, ты меня выпроваживаешь? – озадаченно спросил Денис.

– Выпроваживаю, – вздохнула Людмила, – ради вашего и моего блага. – И подумала, что достаточно одного слабого укола, чтобы прийти в себя и вновь обрести почву под ногами, которой она чуть было не лишилась под собой, поддавшись самым что ни на есть низким инстинктам. Таковыми она считала их по ряду причин, и одной из них было то самое слово, которое она когда-то дала своему жениху. И именно через это слово она так и не смогла переступить.

Мужик вроде как мужик, но было в его внешности нечто такое, что вызывало невольное раздражение! А что именно, Денис в этом пока не разобрался. Он окинул задержанного хмурым взглядом. В деревне на него нахвалиться не могут: и бондарь-то он хороший, и кузнец, и плотник… И не жадный, всегда согласен за мизерную плату, а порой и бесплатно что-то сколотить или отремонтировать. И пасечник тоже отменный! Денис вспомнил, с каким восторгом описывала таланты и дарования задержанного Цымбаря глава сельской администрации Гусева. Бывшая учительница, она ко всему подходила с позиций успешности учебно-воспитательной работы с подрастающим поколением, а Цымбарь в этом весьма преуспел: вел в школе кружок резьбы по дереву. Но попутно он преуспел и в другом: в подпольном изготовлении охотничьих – и не только – ножей, которые по внешнему виду и качеству на первый взгляд ничем не отличались от своих грозных зарубежных собратьев.

Впервые в своей практике Барсуков встретился с подобным явлением: в таежной глубинке было налажено прекрасным образом оборудованное производство холодного оружия. По оснащению оно ни в чем не уступало подпольному цеху, когда-то обнаруженному им под крышей одного очень известного завода, который, помимо товаров народного потребления, занимался изготовлением и кое-чего еще, о чем в недавние времена предпочитали не распространяться. Но там к услугам преступников был целый завод. А тут? Старая развалюха заимка. Тесное подполье… Два бомжа в подручных… И при этом каждый сработанный здесь нож был практически штучным изделием, а Цымбарь самолично выбивал или гравировал на нем клейма и якобы фабричные номера и фирменные знаки.

Дело было поставлено на широкую ногу. Заказчиков, судя по количеству заготовок и уже готовых изделий, хватало с избытком, но однажды Цымбарь неожиданно прокололся, выбив один и тот же номер сразу на двух ножах. Эти ножи приобрели два молодых человека, начинающих охотника, и приобрели-то скорее для форса, чем по необходимости, но тем не менее явились, вероятно по молодой дурости, поставить их на учет в милицию. Прийти-то пришли, но тут же попали в поле зрения ребят Стаса Дробота. Инспектору, ведающему регистрацией подобного оружия, никакого труда не составило определить абсолютную идентичность не только ножей, но и их номеров.

И уже к ночи Иван Цымбарь с явной неохотой демонстрировал милиционерам свои достижения на поприще преступного бизнеса. Но, видимо, гордость за отлично исполненную работу – а что тут скрывать, ножи у него получались отменные – все-таки победила страх перед наказанием. И Цымбарь через полчаса после начала обыска принялся с энтузиазмом рассказывать о самом процессе изготовления ножей, при этом полностью игнорируя вопросы оперативников о поставщиках дорогостоящего оборудования и высококачественной стали. А что таковые имелись, было понятно даже и без признаний самого мастера – золотые руки, как и большинство его односельчан, не нажившего себе ни высоких хором, ни великого богатства за два десятка лет работы в распавшемся недавно колхозе.

На вид Цымбарю перевалило уже на пятый десяток, и морщинами успел он покрыться изрядно, и волос на голове лишиться, только по бокам да на затылке осталась самая малость. По какой-то причине и щеки у него тоже не густо заросли, а пушились от висков, на подбородке и верхней губе редкими золотистыми волосиками с прожилками седины, делая его лицо деликатным, не мужицким. И глаза, отметил про себя Денис, словно от другого человека взяты – небольшие, светлые и уныло-задумчивые.

Подполковник поймал себя на мысли, что невольно примеряет Цымбарю женский платок для сокрытия лысины, и едва заметно усмехнулся. Вот что смущало его во внешности Ивана Цымбаря! Явное сходство с женщиной. И действительно, форменная тетка получится, если гладенько побрить. Не очень удачливая по жизни деревенская тетка, с заскорузлыми мужичьими руками и обломанными грязными ногтями – но очень похоже!