В сотню квадрантов была подачка моя от патрона:
Ей бы довольно, но все отдал, сказал я, рабу.
Разве способна была она пасть еще ниже? Способна:
Даже готова принять Галла меня. Не хочу.
Что ж, по-твоему, ты права, Фортуна?
Гражданин не сирийский иль парфянский,
И не всадник с досок каппадокийских,
Но земляк и сородич Рема, Нумы,
Языка оба знающий, но, правда,
С тем пороком немалым, что поэт он,
Зябнет Мевий в своей накидке темной…
Разодет Инцитат-наездник в пурпур.
Максим, не мог ничего сделать Кар гнуснее: он умер
От лихорадки. Она тоже хватила греха.
Четырехдневной тебе уж лучше быть, лихорадка!
Должен врачу своему был он поживою стать.
Едешь, Макр, ты в приморские Салоны,
Верность, честь, справедливость взяв с собой
С бескорыстием полным, при котором,
Обеднев, возвращаются все власти.
Управителя ты с пустой мошною
Неохотно отпустишь в Рим и, плача,
Мы ж к суровым гиберам, Макр, и кельтам
Едем, все о тебе в душе тоскуя.
Тага рыбного тростью напишу я,
Будет названо мною имя Макра,
Чтоб средь старых меня читал поэтов
И во множестве прежних стихотворцев
Виллу имеет Торкват у четвертого мильного камня.
Здесь же землицу купил и Отацилий себе.
Великолепно Торкват из пестрого мрамора термы
Выстроил. Сделал котел и Отацилий себе.
Сотню каштанов завел и Отацилий себе.
Консулом был Торкват, а тот в это время квартальным,
Но не за меньшую честь должность свою почитал.
Как, по преданию, бык заставил лопнуть лягушку,
Плачет Эрот всякий раз, когда кубки из крапчатой мурры
Смотрит он, или рабов, иль превосходный лимон,
И тяжело начинает вздыхать, что не может он, бедный,
Септу скупить целиком и переправить домой.
Люди смеются слезам, слезы в себе затаив.
Двое явились зараз полюбовников утром к Филлиде:
Тот и другой захотел первым ее заголить.
Им обещала она отдаться вместе, и сразу
Ногу ей поднял один, тунику поднял другой.
Если страданья мои пойти тебе могут на пользу,
Я хоть ни свет ни заря тогу готов надевать.
Буду пронзительный свист выносить леденящего ветра.
Буду и дождь я терпеть, буду под снегом стоять.
Не в состоянье тебе даже квадранта принесть,
То пощади ты меня, истомленного тщетной работой,
Раз для тебя она, Галл, вздор, а меня доняла.
Отовсюду сбирая редкий волос,
Закрываешь все поле гладкой плеши
Волосатыми ты, Марин, висками,
Но все волосы вновь, по воле ветра,
Окружается длинными кудрями:
Меж Телесфором тут и Спендофором
Точно Киды ты видишь Гермерота.
Уж не проще ли в старости сознаться
Волосатая плешь — ведь это мерзость!
