В день рожденья сенат у тебя, Диодор, за обедом,
Ты приглашаешь к себе всадников чуть ли не всех,
В тридцать сестерциев всем раздаешь ты щедро подачку,
Но родовитым тебя все ж, Диодор, не сочтут!
О достославный отец годов и прекрасного мира,
Коего первым народ чтит, обращаясь с мольбой!
Ранее ты обитал в проходном и ничтожном жилище,
Через которое весь Рим многолюдный ходил.
И по числу своих лиц, Янус, ты форумы зришь.
Ты же, родитель святой, за такие дары благодарный,
Двери железные войн вечно держи на замке.
Блюдо, какое ты мне посылал на праздник Сатурна,
Нынче любовнице ты, Секстилиан, отослал.
Ну а на тогу, что мне в Календы марта дарил ты,
Платье зеленое ей ты для обедов купил.
Раз на подарки мои с ними теперь ты живешь.
О Формий благодатных сладостный берег,
Куда, оставив город грозного Марса
И скинув бремя всех своих оков тяжких,
Аполлинарий наш готов всегда ехать!
Иль Тускул, или Алгида приют тихий,
И не любезны так Пренеста, иль Антий,
Дарданская Кайета, иль Цирцей прелесть,
Не привлекают ни Марика, ни Лирис,
Фетиду бороздит здесь ветерок мягкий,
Не дремлют волны, но живая гладь моря
При легком дуновенье челн несет пестрый;
Прохладой веет тут, как будто бы дева
Добычи в море леска здесь не ждет долго,
Но, лишь закинь ее с постели иль с ложа,
Уж сверху видно: тащит в глубь ее рыба.
А коль Эола над собой Нерей чует,
В садке жиреет палтус свой, морской окунь,
Плывет мурена, зов хозяина слыша,
Привратник поименно голавлей кличет,
Барвен-старушек заставляет он выплыть.
И разве много дней формийских год выдаст
Тому, кто суетой столичных дел связан?
О, как привратник, как приказчик здесь счастлив:
Хозяйство это для господ, а вам служит.
Продал вчера своего за двенадцать тысяч раба ты,
Чтоб пообедать разок, Каллиодор, хорошо.
Но не хорош твой обед: в четыре фунта барвена
Блюдом была основным и украшеньем стола.
Здесь человек! А ты сам, Каллиодор, людоед!»
Этот портрет, что я чту приношением роз и фиалок,
Чей он, ты хочешь, узнать, Цецилиан, у меня?
Марк был Антоний таков в свои цветущие годы.
В этом портрете себя юношей видит старик.
Лучшей картины нигде быть не могло б на земле.
Галл Мунаций, прямей и чище древних сабинов
И превосходней, чем был старец Кекропов, душой,
Пусть твоей дочери брак нерушимый Венерою чистой
Будет дарован в дому светлом у сватьев твоих.
Злобная зависть решит как-нибудь мне приписать,
Ты подозренье от нас отведи и настаивай твердо,
Что не способен на них тот, кто читателям мил.
Книжки мои соблюдать приучены меру такую:
Да воздадут божества тебе, Цезарь Траян, по заслугам
И соизволят хранить вечно, что дали тебе.
Восстановляешь ты вновь в правах оскорбленных патронов:
Свой же отпущенник их в ссылку теперь не сошлет.
