мелким клерком в «Барклайз банке» и, озверев там от скуки и бульварной детективной литературы, устроился с помощью какого-то дальнего родственника — отставного адмирала — туда, где, по его мнению, била ключом настоящая жизнь со стрельбой и погонями, засадами и рукопашными схватками. И хотя в отделе все оказалось иначе и никто из сотрудников не носил при себе оружия, Джордж не расставался с четырнадцатизарядным бельгийским браунингом, твердо веря, что в конце концов настанет и его звездный час.
— Полегче, старина, — недовольно отозвался на его движение инженер и опасливо отодвинулся.
Человек сугубо штатский, он был призван на службу из недр всемирно известного концерна, несмотря на бронь, дававшуюся тем, кто работает в оборонной промышленности. Его величеству секретной службе нужны были «профи» — специалисты высокого класса и в области радиоэлектроники. А сегодня в команде Пингвина он был самой важной персоной — не по званию и служебному положению, а по своей роли в проводящейся операции. Что это за операция, Невелинг не знал. В отделе об этом не говорили, а задавать вопросы здесь было не принято. «Чем меньше знаешь, тем лучше спишь», — перешучивались иногда подчиненные Пингвина. «И тем легче будет, когда тебя прижмут на допросе», — добавил однажды Пингвин с мрачным юмором. Но по тому, как непрофессионально загадочно и многозначительно держался инженер, было нетрудно догадаться о значимости в этой поездке его персоны.
Пингвин пробыл в доме всего несколько минут и появился на крыльце в сопровождении трех парней в серых свитерах и потертых замшевых куртках на белом меху. Хотя одеты они были небрежно и не по- городскому, головы их были аккуратно пострижены с тем армейским шиком, с которым умели стричь лишь профессиональные военные парикмахеры, да к тому же еще и столичные. Парни были широкоплечи, грудь держали развернуто, подбородки — навскидку. Они были примерно одинакового роста, розовощеки, свежие лица их являли простодушие и отсутствие забот и волнений. Догадаться, что это переодетые солдаты, мог бы даже ребенок.
— Налево, сэр, — почтительно обращаясь к Пингвину, сказал крепыш, державший на правой ладони ржавый амбарный ключ, которым и ткнул в направлении вдоль стены дома, туда, где виднелись высокие сводчатые ворота подсобных помещений.
Пингвин сделал чуть заметное движение подбородком, приказывая, чтобы крепыш следовал первым, затем обернулся к машине и кивнул. Это был знак сидящим в ней присоединиться к его свите. Невелинг и Джордж выскочили первыми, а инженер проделал это неторопливо, с достоинством и значимостью. Затем все быстро пошли вдоль стены дома, дошли до амбарных ворот и остановились, дожидаясь, пока крепыш отопрет и снимет с петель массивный старинный замок. Немного повозившись, он преуспел в этом и приоткрыл правую, натужно заскрипевшую створку ворот ровно настолько, чтобы можно было протиснуться внутрь. Он вошел, нашарил в полутьме выключатель и щелкнул им, осветив просторное, чисто выметенное помещение, в котором стоял — радиатором к задней стене — грузовой автофургон, предназначенный, судя по надписи на бортах, для перевозки лошадей.
Следом Пингвин пропустил вдруг занервничавшего инженера, и тот поспешно устремился к задним дверям фургона, откинул короткую металлическую лестницу, укрепленную на них, поднялся на три ступеньки, достал из кармана куртки связку ключей, позвенел ею, отыскивая нужный ему, приоткрыл дверцу и юркнул внутрь, тщательно прикрыв ее за собою.
Солдаты, переодетые под деревенских парней, уверенно прошли вперед, к кабине водителя, достали оттуда два небольших, зеленого металла ящика армейского образца и подсоединили их к толстым проводам в металлической оплетке, ведущим внутрь фургона. Затем крепыш забрался в кабину и запустил двигатель. Из выхлопной трубы стрельнуло вонючим облаком, и сразу же чихнул и ровно застучал движок-генератор в фургоне, где над чем-то колдовал инженер.
Пингвин недовольно повел красноватым носом, брезгливо сморщился и перевел взгляд на дверь. Гримаса его говорила, что он не намерен задыхаться в этой душегубке и приказывает ее открыть. Джордж, не спускающий напряженного взгляда с начальства и продолжающий держать правую руку за пазухой, кинулся выполнять его молчаливое приказание, но в этот момент движок еще раз чихнул и остановился. А еще через мгновение из фургона выпрыгнул успокоенный и довольный инженер.
— Ол райт, — сказал он, переводя дыхание. Его серое лицо покрылось сплошной рябью счастливых морщинок и стало похоже на комическую губчатую маску кукольного театра. — Все в порядке, — еще раз с видимым удовольствием повторил сияющий инженер, и, прежде чем он успел захлопнуть дверцы фургона, Невелинг разглядел внутри кузова какое-то громоздкое оборудование, поблескивающее приборной доской, увитое разноцветными проводами. Успел Невелинг разглядеть и кузов фургона — он был изнутри бронирован, и у правой стенки от пола до потолка шла толстая труба, похожая на перископ подводной лодки, с такими же, как у перископа, рукоятками наведения.
— Что ж, — бесстрастно сказал Пингвин и поднес к глазам запястье с морским хронометром, — осталось набраться терпения, джентльмены!
Глава 3
Полено в камине треснуло, стрельнуло искрой, пламя вскинулось, отразившись языкастой багровой тенью на черной копоти дымохода, и Невелинг вздрогнул, словно тело его пронзило током. Круглый воротник тонкой шерстяной рубашки тянул, и он непроизвольно дернул и повертел шеей, потом, морщась, сунул за воротник указательный палец правой руки и несколько раз провел им взад-вперед между воротником и шеей, ощутив неожиданное блаженство от того, что шея освободилась от соприкосновения с шерстяным воротником. И сейчас же вспомнил это ощущение, вернее, точно такое же — испытанное сорок пять лет тому назад. Тогда, зимней ночью, на затерянной в пустынных полях старой ферме, он почти так же водил пальцем по шее, освобождая ее от давящего воротника грубошерстного военного свитера, отсыревшего от ночной непогоды и почему-то пахнущего псиной…
— Спокойнее, сэр, — покосившись на него, вполголоса сказал все замечающий Пингвин, и Невелинг понял, что он нервничает и не может скрыть этого.
Впрочем, и в голосе Пингвина слышалась непривычная хрипотца, и Пингвин время от времени коротко прокашливался, словно стараясь освободить от чего-то горло.
Они стояли в промозглой тьме у высокого колеса выгнанного во двор и выбеленного мокрым снегом фургона и изо всех сил вслушивались в ночь, надрывно постанывавшую ветром и то и дело швыряющуюся в них тяжелыми зарядами мокрого липкого снега. Даже в ночной тьме чувствовалось, как низко над землей ползут тяжелые, набухшие ледяной водой тучи, плывут, тягуче движутся сплошной массой, густой и вязкой. Еще недавно лондонцы радовались такому гнусному ненастью — оно надежно защищало их от налетов люфтваффе, но с некоторых пор бомбардировщики с черными крестами стали летать и в непогоду, которая мешала теперь разве что лишь противовоздушной обороне.
Инженер сосредоточенно колдовал у аппаратуры, установленной в освещенном изнутри синим светом кузове, над которым выдвинулась толстая, коленчатая мачта, увенчанная корзиной радара, облепленная снегом и потому хорошо различаемая во тьме. В кабине машины что-то бубнил радист — тот самый крепыш, что отпирал двери конюшни. Рация его подвывала, потрескивала, попискивала, ведя таинственную жизнь, понятную только посвященным.
Два других солдата и Джордж стояли возле кабины, задрав непокрытые головы и всматриваясь в черноту неба, холодного и непроницаемого даже для самого упорного человеческого взора.
Пингвин чуть слышно чертыхнулся, чего Невелинг никогда раньше за ним не замечал, — теперь и он уже не мог справиться с волнением.
— Если сегодня не… — начал было высказывать мысль, терзающую всех присутствующих, не совладавший с собою Невелинг.
Но радист в этот самый момент распахнул дверцу кабины и высунул наружу голову, сжатую черными кругами больших наушников.
— Сэр, — негромко и многозначительно обратился он к Пингвину. — Они идут, сэр…
Пингвин дернулся и кинулся к распахнутым настежь задним дверцам фургона.