них училась в школе манекенщиц. Называется 'Галатея'. Она развалилась в девяносто восьмом, и где искать тех, кто может сказать о ней что-то вразумительное, неизвестно. Вначале я думала просто сообщить это тебе — у тебя же много всяких знакомых… милицейские архивы… Но потом на всякий случай съездила к уже упомянутой подружке — Инка когда-то тоже манекировала, даже в конкурсе красоты участвовала. И?!
— И?! — отозвался Виталий, закручивая гайки на новом колесе. — И оказалось, что твоя Инка училась манекированию именно в 'Галатее'.
Алина посмотрела на него почти обиженно.
— Я думала, ты изумишься!
— А я и есть изумлен. Я еще больше изумлюсь, если она вспомнила Ольгу.
— Да. И очень хорошо. Олька и эта Таня были подружками, но постоянно ссорились из-за мужиков — то одна у другой уведет очередной кошелек на ножках, то другая. В той истории Харченко была одна из главных подозреваемых, но как-то выкрутилась. Инка сказала, Ольга видная была девушка. Когда 'Галатея' приказала долго жить, она какоето время состояла в любовницах у тогдашнего хозяина 'Вавилона'… Потом она очень долго о ней не слышала, а год назад узнала… ну как всегда — от одной знакомой, которая видела другую знакомую…
— Понятно.
— В общем, Ольга почти каждый вечер бывает в этом баре 'Седьмое небо', возле гостиницы 'Фрегат'. Бывала, во всяком случае.
— Короче, проститутирует, — заключил Виталий, выпрямляясь. Алина с иронией взглянула на него.
— Знакомое место?
— Слыхал.
— Аа, нуну.
— Темнеет, — непоследовательно заметил Воробьев и снова склонился над колесом. — Все, сейчас поедем. Можешь уже залезать.
Алина молча кивнула и собралась было последовать совету, но тут из-за забора вдруг раздался дикий рев шерстистого носорога, которому защемили причинное место:
— Молодые?! Где эти стажеры, на… Где эти ежи перепончатокрылые?!! Ну конечно! Они тут не при чем! У них тут, блядь, вечерняя сиеста! Они тут на опилках хрючат — аж забор шатается! Что нет?!! Я эту поебень раскручивать должен?! Это вы должны! Идите сюда — я вас любить буду! Вами же любить буду! До крови! Аж в десны упираться будет! Вы на хера вообще сюда пришли?!.. Ну, че вы застыли?! Антилопистей, гниды египетские!.. Чтоб вас…
Дальше в необъятную даль легких волжанских сумерек полетели настолько экспрессивные и фантастичные по своей сложности пожелания, что даже самые матерые зоофилы, некрофилы и прочие филы обрушились бы на асфальт в восхищенном обмороке. Алина и Виталий, как один, уставились на забор, потом потрясенно переглянулись.
— Ты там что-то о космических силах говорила? — негромко произнес Воробьев.
Они резко развернулись и помчались к пропускному пункту. Контролершу они заметили только тогда, когда Виталий в стремлении поскорее изловить обладателя этого замечательного рева, пока он не исчез бесследно, чуть не снес турникет и уже рванулся было на площадку, но тут дородная женщина ухватила его за руку, после чего грудью загородила ему дорогу.
— Молодой человек, вы это куда?!
— Э… — Виталий слегка опомнился, потом с мрачным негодованием посмотрел на держащую его руку, и рука тотчас исчезла. — Мне нужен… Сливка, Петр Сливка — он здесь работает… похоже.
— Так позвоните, вызовите его по внутреннему. Сюда посторонним нельзя, — контролерша кивнула на облезлый, заклеенный синей изолентой телефон.
— Как я его вызову… он же где-то во дворе… Я его только что слышал!
— Разрешите? — произнес позади чей-то голос. Виталий посторонился, и мимо торопливо пробежал какойто мужчина, кивнул контролерше и толкнул турникет.
— Вась, — окликнула она его, — позови там Сливку. К нему пришли. И скажи, чтоб перестал так орать — на другом конце города слышно!
— Ага, ты сама ему скажи! — иронично посоветовал мужчина и исчез.
— С другой стороны подождите, пожалуйста, — потребовала она. Алина и Виталий вышли из дежурки и принялись нетерпеливо топтаться рядом, почти синхронно поглядывая на часы. Чтобы отвлечься и хоть немного успокоиться, Алина попыталась представить себе, как выглядит перепончатокрылый еж, но у нее ничего не получилось.
Минуты через четыре из ворот вышел какойто мужчина, сгорбившись, сунув руки в карманы и ворча на ходу:
— … ну и что, что пили, зато мастера были хорошие!.. а теперь прислали очередных сопливых уродов — ни хрена не умеют — только яйца свои жевать!..
Он остановился и поднял голову, недоуменно оглядываясь в поисках знакомого лица и не найдя его, зафиксировал взгляд на Алине и Виталии, сделав логический вывод, что раз кроме них здесь никого нет, то, скорее всего, они его и вызвали.
Это был Петр Сливка — тот самый, который не так давно стоял возле накренившегося автобуса под хлещущими струями дождя и с испуганной яростью кричал Виталию, что он не знает этой дороги, и это его лицо выплывало из-за плеча умирающего Олега, хищно блестя зубами.
Это был он — и в то же время не он. Если там Петр вряд ли был старше тридцати пяти лет, то здесь его возраст уже перевалил за пятьдесят. В темнорусых волосах виднелись седые пряди, лицо и шея были изрезаны глубокими морщинами, кожа обвисла и имела нездоровый сероватый оттенок. Он сохранил плотное телосложение, но теперь казался какимто растекшимся и дряблым. Щеки заросли трехдневной седоватой щетиной, похожей не несвежий иней. Блеклоголубые глаза смотрели с тусклым безразличием.
— Это вы меня спрашивали? — осведомился он. Виталий кивнул и подошел ближе, держа за руку Алину, которой внезапно овладел приступ застенчивости, и она попыталась остаться в сторонке или, хотя бы, спрятаться ему за спину.
— Вы Петр Сливка?
— Ну. Чего надо?
На мгновение они задумались — ответить сразу, влет, на это 'чегонадо' было непросто. Петр выбыл из игры раньше всех, в первую же ночь и мог вообще ничего не помнить. Он не пережил поисков дороги, не пережил ни одной теории и ни одной смерти, кроме своей собственной.
— А я вас знаю, — внезапно сказал Петр и кивнул Виталию, — вы из оргкомитета да? Насчет соревнований.
— Соревнований? — переспросил Виталий, думая, с чего бы начать.
— Ну да. На звание лучшего водителя города. Так чего вы меня — вам надо к…
— Нет, вы ошиблись, — Виталий потер щеку, — я по другому поводу. Вы ведь работали водителем автобуса?
Петр присвистнул.
— Так это когда было! Лет десять назад еще, даже больше! Я с девяносто четвертого не вожу… — он внезапно осекся, потом слегка побледнел и негромко спросил: — Вы что — его родственники?
— Нет, — успокоила его Алина, скромно выглядывая из-за плеча Виталия, — но совсем недавно мы были вашими пассажирами.
— Ну и что? — Петр пожал плечами. — В тралике очень многие бывают моими пассажирами, только при чем тут автобус? А, вы что-то забыли в нем? На моем маршруте? Ну, знаете… в троллейбусе что упало — то… — он махнул рукой, с трудом сдержавшись, чтоб не вклеить непечатное слово. — Это ж вам не маршрутка! А автобусто при чем, что-то не пойму я?!
Его пальцы то опускали, то вновь поддергивали вверх замок 'молнии' куртки, и видно было, что Петр нервничает. Он и впрямь нервничал. Лицо светловолосого мужчины отчаянно напоминало ему о чем-то — это что-то было совсем рядом, буквально вот-вот, и он ухватит… но не получалось. Голос женщины тоже был смутно знакомым, и Петр вдруг почему-то подумал про дождь. Такой, какой был…
— И всетаки недавно мы были вашими пассажирами именно в автобусе, — сказал Виталий, пристально глядя на него. — Я могу вам напомнить, при каких обстоятельствах это произошло. Вы вели рейсовый автобус 'Воронеж — Тула', во всяком случае, вы так считали. А потом вы заблудились. Помните? Шел страшный ливень, и двое мужчин орали на вас возле автобуса, причем один из них утверждал, что едет на этом автобусе из Саратова в Самару, а другой с таким же упорством доказывал, что автобус идет из Смоленска в Брянск, рыжеволосая девушка кричала из автобуса, что все это глупости, поскольку она едет из Волгограда в Волжанск, а вы стояли под дождем и все пытались понять — и не только то, как вы могли потерять дорогу, но и то, каким образом вы вдруг оказались в своем старом автобусе — тот самом, на котором когда-то случайно сбили человека.
По лицу Петра стремительно растекся бледный холодный ужас, и он отшатнулся, дернув головой. Потом спросил сухим, хриплым голосом:
— Кто ты такой?
— Я? Помнишь человека, который колотил тебя об борт автобуса и спрашивал, что происходит? Помнишь человека, который чуть позже не дал глупому бизнесмену, повернутому на своем телефоне, тебя придушить? Человека, который потом ушел в лес искать Лешку?.. чтоб его… Который в гостиной огрооомного особняка сидел в одном полотенце и задавал всем дурацкие вопросы? Так вот это я. Меня Виталием зовут — может, помнишь? А рыженькую, Алю помнишь? Которая тоже всем задавала дурацкие вопросы? начинала изобретать какоето подобие теорий… тогда, при тебе это было еще подобие… Помнишь ее? Так вот это она, — Виталий вытащил за руку Алину, скромно прятавшуюся за его спиной, и сердито поставил рядом, и она машинально кивнула в знак приветствия. — Правда, теперь, в реальности она выглядит иначе, и я тоже — в реальности мы все изменились, как и ты.
Петр сглотнул, побелев еще больше, хотя, казалось, дальше уже невозможно, поднял глаза к лиловому небу и выражением лица вдруг стал удивительно похож на пронзенного стрелами свя-того Себастьяна с картины да Мессина. Его глаза наполнились такой тоской и болезненной мечтательностью, что Алина не выдержала и снова спряталась за Виталия.
— Откуда вы знаете, что мне снилось? — прошептал он почти беззвучно. Виталий закусил губу. Однажды он уже прошел этот этап с Жоркой, сейчас придется проделать то же самое. Бог его знает, сколько еще раз придется это проделать. Проще всех было с Евсигнеевым. Даже с ним самим было намного труднее.
— Потому что нам, Петя, снилось то же самое. Всем нам. Нас заставили увидеть этот сон. Мы докопались до этого еще там… а ты, вот, не дожил. Тебя убили в первую ночь, а мы провели после этого еще три ночи в этом прокля-том доме, причем считали, что ты жив.
Петр вздрогнул, и в его глазах появилось немного земной осмысленности. Теперь свя-той Себастьян не только умирал, но еще и мучительно пытался вспомнить, запер ли он входную дверь, уходя из дома, и задул ли светильники?
— Это еще как?
— Потому что ты продолжал ходить и говорить, как ни в чем не бывало, — сказала Алина. — Потому что Лешка превратился в тебя. Тот пацан. Это ведь он тебя убил?
— Я не понимаю, — жалобно пробормотал Петр. — Ни хрена не понимаю! Откуда?…чего?.. я проснулся… и все по-прежнему… а там… это ж приснилось… у нас углей не хватает постоянно… одни чугунки… для зимы… а металлографит, блин!.. а эти козлы протухшие!.. — он закрыл ладонью лицо и отвернулся, но сквозь пальцы продолжало тоскливо нестись: — … проснулся, а все по-прежнему… Андрюшки нет… и эта стерва… эта стерва!.. ведь там все так ладно было…
Он вдруг резко развернулся, отняв ладони от лица, и взглянул на них почти с ненавистью.
— Зачем вы пришли?! Вы эти… как их… телепаты, да?! Какое вы имеете право человеку в душу лезть?! Да я вас…
— Если б мы были телепаты, так залезли бы в душу комунибудь посостоятельнее, тебе не кажется?! — иронично спросила Алина, на всякий случай хватая Виталия за рукав. — Мы не лезли тебе в душу! Нам самим в душу залезли! И наизнанку вывернули! Ты там прожил лишь один день, а мы четыре! И ты не представляешь, что мы там вынесли! Ты не представляешь, насколько жутким может быть место, в котором вдруг у всех начинают сбываться их заветные желания! И насколько жутко возвращаться после этого в реальность, где они не сбудутся никогда! Возможно, тебе этого не понять, но…
— Это мне не понять?! — неожиданно знакомо взревел Петр, резко шагнув вперед, и из его глаз вдруг выглянуло дикое одиночество дряхлого больного волка, обнажающего в