десятка людей на яхте, супруги Степаненко… а он ведь только начал, только начал! Как это он сказал Гранатову: «Массы надо загнать в болезненное состояние и вести на штурм.» Чудовище, просто чудовище. И ведь растет, подлец, растет с каждым днем! И рос бы еще быстрее, если бы…

Вот именно, Веня. Вот именно. Теперь, когда Веня знал страшную коротышкину тайну, ему и в самом деле угрожала нешуточная опасность. Не то, чтобы прежде этой опасности не существовало. Необходимость в нем, как в переводчике, могла закончиться в любую минуту. Найдут кого-нибудь более подходящего: после объединения с партией Гранатова недостатка в кандидатурах не будет. Ну, а проблему отработанных кадров коротышки всегда решали быстро и однозначно. Пришедших в ненужность соратников закапывали по соседству с идеологическими оппонентами. Да-да, Веня, вон там, рядом с тем свежим аккуратным холмиком, под которым лежит чета Степаненко. Комната, куда поместили Веню и Вовочку, выходила на задний двор административного здания, и холмик виднелся из окна наглядным указанием на неотвратимость светлого будущего — как оппонентов, так и соратников.

Дождавшись, пока Вовочка уснет, Веня спустил ноги с кровати и некоторое время посидел так, прислушиваясь. Снаружи накрапывал дождь. Может, усилится к утру, и заставит отменить запланированную маевку, переходящую в путч? Веня покачал головой. Как же, заставит… Путч состоится при любой погоде. Он принялся шнуровать кроссовки. Цезарь расщедрился только на гардероб для вождя. Вене же с Вовочкой выдали обычную «бычью» униформу: спортивные костюмы, куртки и футболки с эмблемой международного общества защиты детей от взрослых.

Панцирная сетка скрипнула. Веня замер, но Вовочка дышал все так же ровно. Умаялся, бедняга, за барином бегать. То тело ему подай, то голову принеси, эдак и ноги недолго стоптать… Положение денщика осложнялось еще и тем, что вождь не спал в принципе: видимо, мумии не требовался сон или отдых. Поэтому по ночам, ввиду отсутствия иной революционной деятельности, коротышка либо читал газеты, которые поглощал в неимоверных объемах и с невероятной скоростью, существенно замедляясь только при разглядывании «Мокрой радости» или похожих изданий, смело пропагандирующих неприкрытую правду жизни, либо писал книги по всем и всяческим коренным вопросам бытия.

Вождь размещался на втором этаже, в бывшем рабочем кабинете Екатерины Вилоровны и охранялся целым стадом отборных «быков» во главе с Коляном. Вход в здание и окрестности тоже были перекрыты усиленными караулами: Цезарь не хотел никаких неожиданностей. Он уже начал отращивать усы и вообще многое ставил на завтрашний день.

Венина комната располагалась ниже этажом, что существенно упрощало дело. Дабы избежать излишних распросов, Веня планировал вылезти наружу через окно соседней кладовки, пересечь примыкающий к дому неширокий освещенный участок, а дальше продвигаться ползком, обходя таким образом многочисленные, но традиционно беспечные «бычьи» караулы. Перед тем, как выйти из комнаты, он подошел взглянуть в последний раз на Вовочку. Друг безмятежно спал, кривя младенческой улыбкой испитое пятидесятилетнее лицо. Где ты сейчас, Вовочка, в каких далях? Что тебе снится? Крейсер «Аврора»? Штурм Смольного? Въезд в Кремль под праздничный колокольный перезвон всех московских церквей? Счастье всех, кто снами? Не будет тебе ничего этого, дружище. Ни крейсера, ни Смольного, ни перезвона. А будет тебе маленький холмик рядом со Степаненками, аккуратный поначалу, провалившийся через год, когда подгниешь.

Зачем ты сошел с ума, Вовка? Неужели только из-за имени? Запретить бы это подлое имя, забыть, стереть из всех метрик и святцев, сбить со всех памятников и надгробий, да еще и кислотой плеснуть, чтобы уж точно не ожило, не выползло черной могильной гадюкой из случайно встреченных на пути, выбеленых временем черепов. Чур, чур, поганое! Будь ты проклято во веки веков, и ты, и сама память о тебе!

Коридор был пуст. Веня шагнул направо, попробовал дверь кладовки. Он оставил ее открытой заблаговременно, еще с вечера. Дверь послушно отворилась, Веня скользул внутрь, перевел дух. Так. Первый этап прошел на ура. Теперь окно. Шпингалеты он тоже смазал заранее; теперь они беззвучно сдвинулись; окно растворилось, впустив в комнату влажный ночной воздух, запахи леса и озера. Ну вот. Теперь решетка. Одно слово, что решетка: хлипкая, тоненькая, ногой садануть — сама вылетит. Но ногой нам нельзя, нам нужно потихонечку, аккуратненько, фомочкой… где у нас фомочка? Вот у нас фомочка, где мы ее вчера притырили, родимую, там и лежит, под полкой, за ведром.

Веня налег на фомку, решетка дрогнула, зашуршала штукатурка и крепежные болты полезли наружу с охотой, объяснимой только многолетней безвылазной бессменностью, от коей может сбрендить любой, даже самый надежный сторож. Путь свободен. Веня прикинул, стоит ли взять фомку с собой в качестве оружия и решил оставить, от греха подальше. Он уже занес ногу на подоконник, когда сзади послышался голос:

— Кончай, Веник. Лучше вернись добром…

Веня обернулся. В дверях кладовки стоял Вовочка.

— А не то? — поинтересовался Веня.

— А не то — что?

— Что ты сделаешь, если не вернусь? Выстрелишь? Будешь со мной драться?

Вовочка пожал плечами.

— Зачем мне с тобой драться? Тут драчунов хватает. Только свистни — сразу набегут.

— И ты свистнешь?

— Свистну, — твердо сказал Вовочка. — Обязательно свистну.

— Это ведь я, Вовик. Ты не забыл? Веня Котлер. Присмотрись, а то, может, тут темно, не видно.

— Я знаю, — все так же твердо отвечал Вовочка. — Потому и прошу, что знаю. Был бы кто другой, уже давно бы… Ты пойми, чудило: тут такое большое дело затевается, что все другое уже не важно. Даже наши с тобой личные отношения.

— Личные отношения… — передразнил Веня. — Что ты со мной, как сексолог на приеме? Когда-то «наши с тобой личные отношения» именовались одним словом: «дружба». И сцены, подобные этой, нам даже в голову не приходили. Кто бы мне рассказал, я не поверил бы. Плюнул бы и не поверил.

— Как ты не понимаешь? — сказал Вовочка, подходя к Вене вплотную и беря его за плечи. — Это ведь великий шанс! Другого такого может и не быть. Великий! Очистить страну от всей швали и нечисти… вернуть людям смысл. Понимаешь? Смысл! Вот у тебя, там, где ты сейчас, — есть смысл?

Веня молчал, и Вовочка ответил за него.

— Есть! Только потому вы еще и живы, что есть. Воюете, еле-еле от всего мира отбрехиваетесь, но живете. И не просто живете, а по восходящей. А мы? Посмотри на нас! Мы вымираем, Веня. У нас нету смысла, понимаешь? Или не понимаешь? — он махнул рукой. — А-а, да что я тебе говорю… Сытый голодного не разумеет.

— И какой же ты смысл предлагаешь? — насмешливо спросил Веня. — «Бей дрянь нерусскую»? «Пиндосов в гроб»? «Выкинуть чурок к…»? Этот?

— А хоть бы и этот! — Вовочка упрямо набычился. — Лучше такой, чем никакого. Если ты в бою бывал, то знаешь: даже дурной командир лучше, чем вообще без командира. С дурным командиром погибнут многие, но рота уцелеет. А без командира не останется никого — ни людей, ни роты. Понял? Давай, Веня, давай… пошли… кончай дурить… завтра трудный день будет.

Он отодвинул Веню в сторону и стал закрывать окно. Сжав кулаки, Веня посмотрел на фомку. Еще пять минут назад он не хотел брать ее с собой, боясь соблазна ударить какого-нибудь незнакомого «быка». Сейчас он с намного большим трудом удерживался от того, чтобы не раскроить череп когда-то очень близкому другу.