перешли Кавказские горы. Половцы, получив богатые дары, разрешили им это сделать, разъехались по своим кочевьям, оставив союзников — аланов, ясов и косогов — на расправу. Из чувства благодарности монголы не сразу напали на половцев, дали насладиться подарками. Сперва воины Чингисхана разогнали народы, населявшие Северный Кавказ, захватив скот и пастбища, на которых отдохнули сами и откормили утомленных тяжелым переходом лошадей. После этого со свежими силами и принялись за половцев. Где-то на берегу Дона было большое сражение, в котором половцы в привычной им тактике начали отступать, чтобы растянуть силы противника и потом перебить по частям, но так увлеклись, что бежали до Днепра и даже дальше. Монголы на зиму расположились в степях между Волгой, Доном и Днепром, на месте бывших кочевий половцев. Те прибежали к русским князьям, моля о помощи.
Ко мне тоже приехали. Это был Бостекан — старый мужчина с круглым лицом, поросшим седой бородкой, кривой на левый глаз. О нем говорили, что одним глазом он видит больше, что остальные двумя. В ханы пробился из простых воинов, благодаря личным качествам, среди которых смелость не упоминалась. Догадываюсь, что половцы собрались, посовещались и приняли решение: великие ханы поедут просить помощь у великих князей, средние — у средних, малые — у малых. Поскольку кочевья Бостекана находились у моих владений, то есть в зоне риска, к великим и даже средним ханам его нельзя было отнести. Бостекан подарил мне пять довольно приличных жеребцов, пять верблюдов, нагруженных войлоком, и пять наложниц — смазливых девиц лет тринадцати-четырнадцати. Последняя часть подарка особенно понравилась Алике. Меня же больше заинтересовал войлок. Я закупал его у половцев, чтобы изготовить тридцать кибиток — по одной на десять воинов. Собирался на этих кибитках отправиться в поход на реку Калку. Видимо, Бостекану донесли об этом, вот он и подарил то, что нужно мне и недорого обошлось ему. Верблюды тоже пригодятся. Лошади боятся их. В атаку на всадников на верблюдах не заставишь идти коня, если не приучишь заранее. Половецкие дары я принял и заверил, что, если позовет Великий князь Черниговский Мстислав Святославич, то обязательно отправлюсь в поход со своей дружиной против монголов. На самом деле я отправлюсь в поход даже в том случае, если князь Черниговский не позовет. Мне нужна была определенность. Если получится то, что задумал, значит, дальше буду править в Путивле, если нет, надо будет перебираться на жительство в княжество Ахейское или еще куда-нибудь, подальше от монголов. Затем была трехдневная пьянка, после которой половцы уехали в степь, отдаренные тремя бочками не самой лучшей медовухи.
Все лето, осень и зиму я тренировал своих дружинников делать укрепленный лагерь из кибиток и защищаться за ними от конницы и лучников. В середине марта прибыл гонец от Мстислава Святославича с призывом идти на монголов. Зимой три великих князя, три Мстислава, Киевский, Черниговский и Галицкий, собрались на съезд в Киеве, где и приняли решение совместно идти в поход. В первую очередь, конечно, подействовали не уговоры и подарки половцев, а предположение, что половцы могут перейти на сторону монголов и напасть на Русь совместно с ними. Вот такие вот у Руси союзники во все ее времена.
В последний день марта я отправил на ладьях часть оружия, припасов и пехотинцев к городку Заруб, находившемуся километрах в пятидесяти ниже Киева на правом берегу Днепра, а сам с остальной дружиной и двадцатью двумя двуконными кибитками — по одной на каждый десяток дружинников и командирской — поехал туда по суше. Взял с собой сотни пикинеров и арбалетчиков и всего десять кавалеристов плюс их командира Мончука, который одновременно и мой заместитель. Причем каждый кавалерист имел одного коня, что вообще противоречило здравому смыслу. На уставшем жеребце много не навоюешь. Если бы не наработанная ранее репутация, меня бы сочли сумасшедшим. А я не говорил им то, что знал об исходе предыдущего сражения и что собирался сделать. В моем плане конных стычек не намечалось, а избыток лошадей только бы помешал. На всех моих дружинниках синие сюрко с белой «розой ветров» на груди и спине и щиты с этим гербом. Теперь у них меньше шансов получить удар от своих. Так называемый «дружественный огонь» и в эту эпоху тоже не редкость, особенно в свалке, когда нет времени разбирать, кто свой, кто чужой. Молотишь всех, кто перед тобой. Бог и дьявол потом сами отберут своих. Дружина у меня хоть и не велика, но экипирована на зависть. Прошлое лето и зиму кузнецы всего Путивля и несколько пришлых занимались этим. Пехотинцы теперь в кольчугах, усиленных приваренными, стальными оплечьями и «зерцалами» — стальными пластинами, прикрывающими грудь и живот. Шлемы металлические, округлые, с наносником и назатыльником. У кавалеристов поверх кольчуг надеты бригандины. У всех есть наручи и поножи, а шлемы частью с личинами, частью с кольчужными бармицами. В поход набивались и так называемые охотники — кому была охота повоевать и пограбить. Вооружение, доспехи, боевой опыт и понятия о дисциплине у них были несоизмеримы с их жадностью, поэтому я наотрез отказал. Во всем, кроме денег и прочих неприятностей, предпочитаю качество, а не количество.
Перед отъездом предупредил Алику:
— Какие бы новости не приходили, не верь им, пока не вернусь я или мои люди.
Хотя всячески давал понять, что на легкую победу рассчитывать не надо, в народе бытовало мнение, что с монголами разделаемся на раз, шапками закидаем. Ведь на них идет почти вся Русская земля и половцы впридачу.
Поэтому и Алика довольно легкомысленно отнеслась к моим словам:
— Привези побольше добычи! Только наложниц не бери, раздай своим дружинникам!
Она уже хорошо говорит по-русски. Даже материться научилась. Как и все иностранцы, она не чувствовала сакральный смысл этих слов, поэтому напоминала несмышленого ребенка, который тыкает других острым ножом, не понимая, что делает больно. Не знаю, кто ее научил, но отучил я и довольно быстро. Как только в первый раз выругалась, шлепнул ее ладонью по губам, предупредив, что в следующий раз будет еще больнее. Острый нож нужен для врагов. В ее ближнем окружении таковых нет.
Заруб оказался городом чуть меньше Путивля. Располагался на правом берегу Днепра напротив впадения в него речушки Трубеж. Такие же стены из наполненных камнями и землей срубов, деревянные башни. Только высоких башен, вестовых, было две: одна повыше, для наблюдения за лесостепью, а с другой следили за рекой. В урочище рядом с городом располагался монастырь с двумя каменными церквами. В этом месте была переправа через Днепр. Река здесь сужалась, и на обоих берегах были удобные подъезды к ней. Сейчас паром не работал, потому что был наведен плавучий мост из ладей, поставленных борт к борту. По нему мы переправились на правый берег. Там уже собралась довольно внушительная рать, по самым скромным прикидкам тысяч около двадцати. В основном русичи, половцев было мало. Наверное, присоединятся в степи. Бостекан говорил мне, что половцы собираются выставить пятьдесят тысяч всадников. Может быть, не врал. Все-таки в этом сражении решалась их судьба. С Мстиславом Черниговским пришли, кроме меня, Курский, Трубчевский и Рыльский князья с дружинами. Новгород- северский сам не приехал, но прислал воеводу с полусотней всадников, в основном легких кавалеристов, сотней пехотинцев и полутысячей охочих людей. На кавалеристах кольчуги с короткими рукавами, только у двоих — воеводы и его сына — пластинчатая броня, а вооружены короткими, метра два, так называемыми степными пиками с узким трехгранным наконечником, которыми легко пробить кольчугу, луками, мечами или саблями и булавами, шестоперами, кистенями. Пехотинцы были в шапках и тегиляях, набитых пенькой и иногда с вшитой в подкладку, металлической пластиной или куском кольчуги, и имели большие каплевидные щиты, а также длинные — метра три — копья, одноручные топоры с обухом в виде клюва и засапожные ножи, а у некоторых еще и луки. Охочие люди доспехи и вооружение имели, кто на что горазд и, за редким исключением, намного худшее, чем княжеские дружинники. Примерно в такой же пропорции были выставлены и примерно также экипированы и вооружены дружины остальных князей, то есть, «регулярные части» составляли примерно треть войска. Впрочем, в эту эпоху многие ополченцы имели не меньший боевой опыт и не хуже оружие и доспехи, чем профессиональные воины.
Пехотой новгород-северцев командовал Пров Нездинич, младший брат моего воеводы. Он был похож на старшего, только лицо веселое, беззаботное. Пров, в отличие от Увара, был общителен, словоохотлив. Сразу набился мне в друзья и намекнул, что не прочь перейти на службу. Князь Изяслав болел и ратиться не любил, а потому дружина его жила спокойно, но не так богато, как хотела. Несмотря на кажущуюся несерьезность, Пров Нездинич своих подчиненных держал в кулаке. Они расположились по соседству с нами, так что у меня было время и возможность оценить его командирские качества и боевой потенциал его подчиненных.
Я же разбил свой лагерь подальше от города и поближе к лесу и пастбищам. Кибитки были расставлены прямоугольником, одна вплотную к другой, образовав защитное укрепление. Моя стояла
