кто-нибудь упомянет это при мне, я буду интенсивно демонстрировать полное отсутствие интереса. Слушайте! А знаете, я ведь, возможно встречал вашего призрака.

— Встречали её?

— Да. Я, конечно, встретил кого-то, кто не казался вполне нормальным. Это меня немного испугало. Вы — первый человек, кому я об этом говорю.

— Когда это было? Расскажите.

— В конце последнего семестра. Я ужасно нуждался в наличности, и у меня было пари с одним парнем, что я проникну в Шрусбери и… —  Он остановился и посмотрел на неё с улыбкой, которая до странности напоминала другую. — А вы вообще-то в курсе?

— Если вы имеете в виду ту часть стены у частного входа, то мы уже установили по верху острые штыри. Целый ряд.

— Ага, значит всё известно. Ну, это была не слишком хорошая ночь для такого дела: полная луна и всё такое, но это был последний шанс получить десять фунтов, поэтому я спрыгнул. Там есть что-то вроде сада.

— Сад для преподавателей. Да.

— Точно. Ну, и когда я продирался там, кто-то прыгнул сзади из кустарника и схватил меня. Моё сердце чуть не выпрыгнуло прямо на лужайку. Я хотел дать дёру.

— Как выглядел этот человек?

— Некто в чёрном и что-то чёрное обмотано вокруг головы. Я ничего не мог видеть кроме глаз, и они смотрели диковато. Тогда я сказал: «Чёрт возьми!», а она сказала: «Которая из них тебе нужна?», — таким липким голосом, как патока. Ну, это уж было совсем нехорошо и не то, чего я ожидал. Я не притворяюсь хорошим мальчиком, но в тот момент у меня не было предосудительных намерений. Поэтому я сказал: «Ничего подобного, я только заключил пари, что меня не поймают, но я пойман, поэтому я уйду и прошу прощения». А она сказала: «Да, уходи. Мы убиваем таких красивых мальчиков, как ты, вынимаем их сердца и съедаем». Тогда, я сказал: «О, Боже! Как неудачно». Мне это совсем не понравилось.

— Вы всё это придумали?

— Честное слово, нет. Тогда она сказала: «У того, другого, тоже были светлые волосы». И я сказал: «В самом деле?» А она сказала что-то, я забыл что, — у неё был какой-то голодный взгляд, если вы понимаете, что я имею в виду, — и, во всяком случае, это было всё как-то неестественно, и я сказал: «Извините, я думаю, мне пора», —  вырвался (у неё были необыкновенно сильные руки) и перелетел через стену, оставшись для неё неким Джоном Смитом.[65]

Харриет посмотрела на него, но он, казалось, был совершенно серьёзен.

— Насколько высокой она была?

— Примерно вашего роста или немного ниже. Если честно, я был слишком напуган, чтобы многое заметить. Не думаю, что узнал бы её снова. Она не производила впечатление молодой, и это всё, что я могу сказать.

— И вы говорите, что держали эту замечательную историю при себе?

— Да. Не похоже на меня, правда? Но в этом деле было что-то такое… просто не знаю. Если бы я сказал кому-либо из мужчин, то они нашли бы историю чертовски забавной. Но это было не так. Поэтому я молчал. Мне всё это показалось неестественным.

— Я рада, что вам не захотелось это высмеять.

— Нет. У мальчика довольно здоровые инстинкты. Ну, это всё. Двадцать пять, одиннадцать, девять, этот проклятый автомобиль просто жрёт бензин и масло — все большие двигатели таковы. И ещё эти неприятности со страховкой. Пожалуйста, дорогая тётя Харриет, должен ли я поработать ещё? Бумаги меня подавляют.

— Можете отложить их, пока я не уйду, а затем подписать все чеки и конверты самостоятельно.

— Погонщик рабов. Я сейчас разрыдаюсь.

— Я одолжу вам носовой платок.

— Вы — самая неженственная женщина, которую я когда-либо встречал. Дяде Питеру — моё искреннее сочувствие. Только посмотрите на это! Шестьдесят девять, пятнадцать — счет выставлен, интересно, что это было.

Харриет ничего не сказала, но продолжала выписывать чеки.

— Ещё один небольшой из Блэквелла. Просто пустячок — шесть фунтов двенадцать шиллингов.

— Всего на полпенса хлеба при таком невероятном количестве хереса.

— Вы переняли привычку к цитатам от дяди Питера?[66]

— Не надо перекладывать всё на плечи дяди.

— Обязательно издеваться? От винного торговца тоже фактически ничего. Беспробудное пьянство вышло из моды. Разве это не вдохновляет? Конечно, папаша время от времени одаривал меня бутылкой- другой. Вам понравился на днях этот Ниерштейнер? Это подарок дяди Питера. Сколько там ещё осталось?

— Порядочно.

— О! Рука ужасно болит.

— Если вы действительно так устали…

— Нет, я справлюсь.

Полчаса спустя Харриет наконец сказала:

— Всё, партия.

— Слава Богу! Теперь поговорите со мной красиво.

— Нет, теперь мне пора возвращаться. Я отправлю всё по пути.

— Вы действительно уедете? Так сразу?

— Да, прямо в Лондон.

— Хотелось бы быть на вашем месте. Вы приедете в следующий семестр?

— Не знаю.

— Боже, Боже! Ну, поцелуйте меня на прощание.

Поскольку она не смогла придумать никакой формы отказа, которая не спровоцировала бы едких комментариев, Харриет степенно подчинилась. Она повернулась, чтобы выйти, когда вошла нянечка, чтобы объявить о другом посетителе. Это была молодая женщина, одетая с предельной глупостью современной моды, с какой-то пьяной шляпкой и ярко-фиолетовыми ногтями. Женщина ворвалась с сочувственными восклицаниями:

— О, дорогой Джерри! Какие ужасные раны!

— О, Господи, Джиллиан! — сказал виконт без особого энтузиазма. — Как ты сюда…?

— Мой ягненочек! Ты кажетесь не очень-то рад меня видеть.

Харриет выбежала и обнаружила в проходе нянечку, вставляющую букет роз в вазу.

— Надеюсь, что не очень утомила вашего пациента.

— Я рада, что вы пришли и выручили его с делами, он очень переживал. Разве эти розы не прекрасны? Молодая особа привезла их из Лондона. У него много посетителей. Но это и не удивительно, не так ли? Он — хороший мальчик, но вещи, которые он говорит медсестре! С трудом сохраняешь серьёзный вид. Теперь он выглядит намного лучше, правда? Мистер Вайброу проделал замечательную работу с раной на голове. Пока ещё остались швы, да, но потом ничего не будет заметно. Это — счастье, правда? Потому что он очень красив.

— Да, он — очень красивый юноша.

— Это у него от отца. Вы знаете герцога Денверского? Он тоже очень красив. Я не могу назвать красивой герцогиню, скорее выдающейся. Она ужасно боялась, что он останется изуродованным на всю жизнь, это была бы трагедия. Но мистер Вайброу — великолепный хирург. Вы увидите, что всё будет прекрасно. Медсестра очень рада — мы говорим ей, что она просто влюбилась в номера пятнадцатого. Нам будет жаль с ним расстаться, он вдохнул жизнь во всех нас.

— Не сомневаюсь.

— А как он дурачит экономку! Она называет его нахальной мартышкой, но не может не смеяться над его проделками. О, Боже! Опять звонит номер семнадцать. Думаю, он требует судно. Вы найдёте выход?