— Когда вы заговорили, я подумала, что это ваш дядя. Да, в некоторых чертах вы в точности как он.

— Это разобьет сердце моей матери, — с усмешкой сказал молодой человек. — Дядю Питера не очень одобряют. И всё же, жаль, что его здесь нет. Его присутствие в настоящий момент было бы как нельзя кстати. Но он, кажется, куда-то сбежал, как обычно. Таинственный кот-бродяга, не так ли? Я так понимаю, что вы с ним знакомы, — забыл в точности фразу о том, как тесен мир, — но сойдёт и так. И где же сейчас этот старый разбойник?

— Полагаю, в Риме.

— Вот как. Это означает, что придётся писать письмо. Ужасно трудно быть убедительным в письме, правда? Я имею в виду, когда требуется объяснить столь много, а знаменитое семейное очарование так трудно передать чёрным по белому. — Он улыбнулся ей с очаровательной откровенностью, возвращая на место последнее пирожное.

— Правильно ли я понимаю, — сказала Харриет, начиная забавляться ситуацией, — что вы хотите обратиться к лучшим чувствам дяди Питера?

— Вроде того, — сказал молодой человек. — Он действительно вполне человечен, знаете ли, если к нему правильно подойти. Кроме того, видите ли, у меня есть, чем его шантажировать. В самом худшем случае я всегда могу перерезать себе горло и оставить его среди земляничных листьев.

— Среди чего? — переспросила Харриет, предполагая, что это должно быть последней оксфордской версией фразы о какой-нибудь гадости.

— Земляничные листья, — сказал молодой человек. — Елей, скипетр и держава. Четыре ряда изъеденного молью горностая. Не говоря об этих громадных бараках вдоль Денвера, съедаемых плесенью. — Видя, что Харриет всё ещё смотрит на него, ничего не понимая, он пояснил: — Простите, забылся. Меня зовут Сейнт-Джордж, и боженька забыл дать мне братьев. Поэтому в тот момент, как около моего имени напишут «умер, не оставив потомства», дядя Питер займёт моё место. Конечно, отец мог бы его пережить, но не думаю, что дядя Питер умрёт молодым, если только одному из его любимых преступников не удастся его укокошить.

— Это легко может случиться, — сказала Харриет, вспоминая о бандите и сломанных рёбрах.

— Ну, тем хуже для него, — сказал Сейнт-Джордж, качая головой. — Чем больше он рискует, тем быстрее ему придётся выйти на старт дистанции, которая закончится свадьбой. И больше никакой холостяцкой свободы со стариной Бантером в квартирке на Пиккадилли. И больше никаких захватывающих певиц из Вены. Таким образом, вы видите, допустить, чтобы что-то случилось со мной, это значит просто покушаться на его жизнь.

— Точно, — сказала Харриет, очарованная этим новым углом зрения на предмет.

— Слабым местом дяди Питера, — продолжал лорд Сейнт-Джордж, тщательно отделяя слипшиеся безе от бумаги, — является его сильное чувство общественного долга. Глядя на него, этого не скажешь, но это так. (Может, попытаемся скормить это карпам? Не думаю, что они пригодны для людей.) Он пока не поддаётся, упрямый старый дьявол. Говорит, что у него будет или правильная жена или никакой.

— А что если правильная скажет нет?

— Именно это, по его словам, и произошло. Я не верю ни единому слову. Почему кто-то должен отказывать дяде Питеру? Он не красавец, но он и не ослиная задница, кроме того, он богат, хорошо воспитан и имеет родословную. — Он уселся на край Меркурия и уставился в его спокойные воды. — Смотрите! Вон там громадина. Находится здесь со времён основания, если судить по наружности, — вот подплывает. Любимое домашнее животное кардинала Уолси. — Он бросил кусок огромной рыбине, которая быстро схватила его и вновь ушла на глубину.

— Уж не знаю, насколько хорошо вы знаете моего дядю, — продолжал он, — но если у вас действительно будет возможность, не могли бы вы сказать ему, что в последний раз, когда вы меня видели, я выглядел ужасно нездоровым, подавленным и туманно намекавшим на желание свести счёты с жизнью.

— Я сделаю на этом основной акцент, — сказала Харриет. — Я скажу, что вы едва могли передвигаться и фактически упали в обморок прямо мне на руки, случайно уронив все мои пакеты. Он мне не поверит, но я приложу все усилия.

— Да, он ничему не верит. Боюсь, что, в конце концов, придётся ему написать и привести доказательства. Однако, не понимаю, почему я докучаю вам своими проблемами. Пойдёмте на кухню.

Повар Крайст-Чёрч выглядел очень довольным, доставая безе из древней и знаменитой духовки колледжа, и, когда Харриет должным образом восхитилась обширной плитой со сверкающими вертелами и услышала статистику жареных рулек и топлива, потребляемых в неделю и за семестр, она вышла вслед за своим гидом во дворик и произнесла все надлежащие слова благодарности.

— Не за что, — сказал виконт. — Не такая уж большая заслуга после того, как я сбил вас с ног и разбросал ваши собственные пирожные. Кстати, могу я узнать, кому доставил столько хлопот?

— Меня зовут Харриет Вейн.

Лорд Сейнт-Джордж остановился и с чувством ударил себя по лбу.

— Боже, что я наделал! Мисс Вейн, я искренне прошу вашего прощения и смиренно уповаю на ваше милосердие. Если мой дядя услышит об этом, он никогда мне не простит, и мне придётся перерезать себе горло. Как я понимаю, я сказал абсолютно всё из того, чего не должен был говорить ни при каких обстоятельствах.

— Это — моя вина, — сказала Харриет, видя, что он действительно выглядит очень расстроенным, — я должна была вас предупредить.

— Фактически, у меня не было никаких причин говорить такие вещи вообще кому бы то ни было. Боюсь, что унаследовал такие недостатки, как язык дяди и такт своей матери. Послушайте, ради Бога забудьте всю эту бодягу. Дядя Питер очень хороший человек и вполне приличный.

— У меня были все основания в этом убедиться, — сказала Харриет.

— Полагаю, да. Дьявольщина! Пусть кажется, что я в курсе всех этих дел, но должен сказать, что никогда не слышал, чтобы он говорил о вас. Я имею в виду, что он не такой человек. Это моя мать. Она говорит о таких вещах. Извините. Кажется, я только ухудшил дело.

— Не волнуйтесь, — сказала Харриет. — В конце концов, я действительно знаю вашего дядю достаточно хорошо, чтобы, во всяком случае, понимать, что он за человек. И конечно же, я вас не выдам.

— Да, ради Бога. Дело не только в том, что я никогда ничего больше от него не получу, — а я нахожусь в чертовски затруднительных обстоятельствах, — но он может довести до нервного тика. Не думаю, что вам когда-либо доводилось слышать, так сказать, обратную сторону язычка моего дяди. Лично я предпочёл бы, чтобы с меня содрали кожу.

— Мы в одной лодке. Я не должна была слушать. До свидания, и большое спасибо за безе.

Она была уже на полпути к Сейнт-Олдейтс, когда виконт догнал её вновь.

— Послушайте, я только что вспомнил. Та старая история…  я был ослом, когда упомянул…

— Венская танцовщица?

— Его направление музыка-вокал. Пожалуйста, забудьте про это. Я имею в виду, у этой истории уже выросла борода — как-никак шесть лет тому назад. Я был ребёнком ещё в школе, и смею сказать, всё это чушь.

Харриет рассмеялась и искренне обещала  забыть про венскую певицу.