проснуться в отеле «Южный Эшфилд», или в лесах Сайлент Хилла, или на краю Вселенной.

Когда Генри возвращал бумаги на место, его внимание привлекла оранжевая рукоятка, выглядывающая из-под кипы бюллетеней. Такой же ножичек для резки бумаг хранился дома в ящике стола. Генри взял нож и повернул лезвие, подставляя его под свет лампы. Хоть и короткое, но наточенное. За неимением лучшего приходилось брать. По крайней мере, при встрече с горе-хирургом он будет не на таких плачевных условиях.

С отвращением посмотрев на загустевшее кофе, слипшееся в комки, Генри пошёл к выходу. Когда он коснулся двери, чтобы открыть её, он вдруг почувствовал у себя на спине пронзительный взор чужих глаз. Ощущение было таким острым и внезапным, что в первую секунду казалось: его ударили в спину, подкравшись из угла кабинета. Генри мгновенно оглянулся, но ничего не увидел – тот же стол с испорченным кофе, листы с печатями, которые в разрушенном госпитале ничего не значили, и белый экран, увешанный фотографиями. Но ощущение, что кто-то с отчаянной мольбой смотрит ему в спину, не исчезало. С неприятным шевелением в животе Генри сделал шаг в центр комнаты. Ничего. Лампа трещала, искрясь зеленью. В комнате спрятаться было негде.

Ничего не понимая, Генри крепче взялся за нож. Он был уверен в реальности глаз, которые секунду назад буравили его насквозь. Это не могла быть иллюзия, ощущения слишком сильные… Но где тогда?

Взгляд остановился на экране с рентгенограммами. Подложка излучала мягкий матовый свет, просвечивая карточки насквозь. Что-то показалось Таунсенду знакомым в этом ворохе, и он подошёл ближе.

А. Гелвин.

Несколько секунд он рассматривал надпись чёрным маркером в углу одной из фотокарточек, потом посмотрел на лицо, запечатлённое на бумаге. Глаза закрыты, на щеках и шее багровые кровоподтёки. Левый глаз закрывала полоска пластыря, а веко на правом распухло и посинело.

Она мертва.

Генри посмотрел на другие карточки. Это кто-то другой, тоже не тот… А вот эта рентгенограмма… Генри наклонился так, что едва не касался лицом поверхности экрана. Да, это она, Айлин. Отпечатанные на нижней строке инициалы А. Г. подтвердили его уверенность.

Но ведь у мёртвых не снимают рентгенограмм. Может быть…

Генри выпрямился, осторожно снял первое фото с экрана. Он рассмотрел лицо Айлин ещё раз. Боже мой, что он с ней сделал… Но она была жива. Будь она мертва, на фото всё выглядело бы иначе. Страшнее во сто крат.

Айлин… Ноги внезапно отказали, и Генри обколотился спиной об экран, закрыв глаза. Вспомнился вой сирены, который уходил вдаль, за горизонт, когда он просыпался. Конечно – это была сирена «скорой», врачи увезли её в больницу, в госпиталь Святого Джерома, чтобы спасти ей жизнь. Айлин не умерла. На этот раз дело убийцы осталось незавершённым. Огонёк радости, зародившийся в сердце, погас под ледяным душем, когда Генри понял, почему он здесь находится. Этот госпиталь. Этот призрачный зелёный свет, эти пустые коридоры. И человек в синем плаще, забрызганном кровью.

Он хотел закончить неудавшееся дело. И хотел, чтобы Генри в этом присутствовал, беспомощно наблюдал второй раз, как убьют Айлин.

– Чёрт, – сипло прошептал Генри. Рука сжалась, сминая фотокарточку. Острый край больно врезался в ладонь. – Чёрт, чёрт, чёрт.

Апатия исчезла. Голова прояснилась и заработала с лихорадочной быстротой, делая цвета ярче. Генри с остервенением скидывал на пол одну бумагу за другой, проходясь беглым взором по выцветшим заголовкам. Не то. Не то. Не то. Где-то в этом ворохе должна быть история болезни Айлин. Если только он снова не ошибся…

Он не ошибся. На этот раз – не ошибся. С торжествующим возгласом Генри поднёс к лицу невзрачный серый листок. Почерк был торопливый, но мягкий, что выдавало в писавшем женщину – скорее всего, медсестру.

Айлин ГЕЛВИН (2-й этаж, палата 14), доставлена в реанимационное отделение в 15.00 в тяжёлом состоянии. Множественные ушибы вследствие ударов тупым твёрдым предметом (предположительно палкой), закрытый перелом левой руки, закрытый перелом левой голени, сотрясение мозга (возможно кровоизлияние в мозгу). После операции впала в коматозное состояние, регулярно нарушаемое психической активностью неизвестной природы. Прогноз неопределённый, продолжать наблюдение.

Генри снова оглянулся на экран, выискивая там что-то ещё, что уверило бы в том, что Айлин жива. Вместо этого за освещённым прямоугольником ему почудилась изломанная тень человека в плаще, заносящего свой скальпель. Заносящего над Айлин, которая лежала недвижно с закрытыми глазами в палате этого фальшивого госпиталя.

Едва не вышибив дверь с петель, Генри вырвался в коридор, где уснули вечным сном ещё две лампы. Тени стали гуще, резкий запах формальдегида жёг ноздри. Генри увидел лифт в десяти шагах и торопливо зашагал к нему. Второй этаж, четырнадцатая палата, повторял он про себя, страшась, что забудет нехитрый адрес. Второй этаж, номер четырнадцать…

Он нажал на кнопку вызова лифта. В шахте что-то зашумело, лязгая металлом. Через секунду звук захлебнулся, издав скрежет. Двери с соскобленной краской раздвинулись, обнажая чёрный прямоугольник шахты. Вместо кабины перед Генри были ржавые шестерёнки и валы, предпринимающие ленивые попытки закрутиться, но что-то их удерживало, и они неизменно возвращались в прежнее положение. Генри растерянно задрал голову. Лифт висел заколоченной коробкой двадцатью футами выше, не подавая признаков жизни. Генри нажал на кнопку ещё раз. Новый визг. Крупная шестерёнка завертелась, выдала сноп искр и разочарованно умолкла. Лифт не шелохнулся.

Чертыхнувшись, Генри отступил. К счастью, долго искать дверь на лестничную площадку не пришлось – она находилась рядом, на расстоянии вытянутой руки. Прежде чем Генри успел скрыться за ней, тишину холла нарушил скрип двери… той самой, где находился «хирург» со своей мёртвой пациенткой.

Кровь застыла замороженным желе. Не мигая, Генри смотрел, как неестественно высокая тень идёт к нему, волоча длинные ноги. Пока только тень, но ещё пара шагов, и она попадёт в зону света… Пока одно было ясно – это не человек в плаще. Слишком неуклюжая походка, и силуэт не тот. А вот…

– Дерьмо, – пролепетал Генри. Ругался он редко, но сейчас был один из подходящих случаев. Женщина огромного роста, с остатками изорванной одежды на теле, с зияющей окровавленной дырой на животе растянула губы в подобии приветственной ухмылки. Зелёный свет делал её эфемерной, чуть ли не мерцающей. Генри овладела уверенность, что стоит протереть глаза, и она исчезнет, как плохое видение. Что он и сделал. Мёртвая женщина продолжила путешествие к Таунсенду, не собираясь исчезать. Из раны на животе выглядывали серые сосиски кишков. Ухмылка стала шире, обнажая зубы до жёлтых корней. Волосы чёрной проволокой торчали за затылком.

– Стой, – прохрипел Генри не своим голосом, поднимая нож. Нож для резки бумаг – ну не смешно ли? Грозное оружие только подчёркивало его беспомощность перед лицом невозможного. Он сделал шаг назад, едва не свалившись в шахту лифта.

– Остановись!

Она не слышит, подумалось ему. Не слышит, потому что… мертва. Руки начали дрожать, лезвие ножа затанцевало перед глазами. Если он сейчас же не возьмёт себя в руки, то окажется лёгкой добычей для чудовища. Генри отступил ещё на шаг, выигрывая время. Дальше уже некуда. В остановившихся глазах мёртвой женщины проскочило торжество. Или это из-за игры света и тени?