– Итак, я повторяю свой вопрос: задача твоей группы?
Кусок непрозрачной ткани должен создать ощущение, что ты находишься в пространственном вакууме. Чувства обостряются неимоверно, и даже шорох мыши воспринимается в такую минуту как опаснейшая из угроз.
Диверсант сглотнул, показав острый кадык на короткой толстой шее.
– Основная задача нашей группы номер триста двадцать семь – подготовка аэродрома, – диверсант неожиданно замолчал.
– Для чего? – поторопил капитан.
– Мы должны были встретить… одного человека…
Это уже лучше, хотя паузы могли бы быть и покороче.
Ермолаев тежело наступил на грудь диверсанту и почувствовал, как его тело, враз сжавшись от страха, ожидает следующего безжалостного шага. Пусть знает, что в следующий раз это будет не тяжелая обувка русского контрразведчика, а могильный камень.
Многие ломаются именно в этот момент, когда давишь сапогом на грудь. Но сержант оказался крепким орешком, и совсем не случайно он оказался руководителем диверсионной группы.
– Что это за человек?
– Я ничего не знаю о нем. Мне известно лишь только то, что он выполняет какое-то секретное задание.
– Как его зовут?
Терехин отрицательно покачал головой:
– Не знаю. Нам известно, что самолет, в каком его доставят, будет какой-то необычный, поэтому мы должны подготовить площадку. И еще у этого человека будет мотоцикл.
– Для чего ему нужен мотоцикл?
– Для того чтобы как можно дальше отъехать от места выброски.
– Какой у него оперативный псевдоним?
– Мне его называли как Полипова.
– Из какой он разведшколы?
– Мне точно неизвестно… Могу только предполагать. Скорее всего, из рижской террористической школы. Эту школу курирует лично Шелленберг.
– Какие задания получают выпускники этой школы?
Ермолаев надавил сапогом на горло диверсанту. Весьма неудобная позиция для существования, но довольно полезная, чтобы оценить свое место в этой жизни. Мысли проносятся со скоростью молнии, и как никогда остро начинаешь осознавать, что с окружающим пространством ты связан всего лишь тоненькой ниточкой, которую в любую секунду может разорвать каблук ялового сапога.
Диверсант захрипел. Глеб слегка ослабил нажим.
– Чаще всего они проводят террористические акции, направленные против высших военачальников.
– Кто может быть в этот раз? Какова цель этого диверсанта? Ну!
– Я не знаю! – в отчаянии захрипел Терехин. – Я должен был только его встретить!
– Когда должен прибыть самолет?
– Через два дня, если все будет в порядке.
– Когда ты выходишь на связь?
– В четыре утра.
Ермолаев посмотрел на часы. До эфира оставалось тридцать пять минут. Времени вполне достаточно, чтобы развернуть и настроить портативную рацию.
– Развяжите ему глаза.
Старшина умело срезал ножом повязку с лица диверсанта, дав ему возможность ощутить холодное прикосновение стали на своей щеке. Прищурившись, Терехин посмотрел на обступивших его смершевцев. Он по-прежнему не мог пошевелиться, но по азартным чертикам, забегавшим в его глазах, было понятно, что жизнь не казалась ему теперь столь уж отвратительной.
– Где радист?
– Вон тот высокий, с длинной челкой.
Подвели радиста. Молодой, не более двадцати лет. Взгляд у парня был затравленный, как у волчонка, угодившего в капкан, на скулах кровоподтеки. Видно, пытался оказать сопротивление, а такие вещи подавляются сурово – пара ударов сапогом в лицо даже самого непримиримого сделает послушным ягненком. В распахнутом вороте был виден серебряный крестик.
– Веруешь, значит.
– Верую.
– Это хорошо. Больше тебе ничего не остается. Жить хочешь?
В ответ неловкая улыбка.
– Передашь радиограмму так, как надо, останешься жить. Если отстучишь какой-нибудь предупреждающий сигнал и самолет не прилетит… Тебя не спасет никакая молитва. Тебе все понятно? – спокойно спросил Глеб.
– Да, – сдавленно ответил радист.
– Распаковывай рацию!
Глава 28
ФУГАС НА ПРАВИТЕЛЬСТВЕННОЙ ТРАССЕ
Виктор Семенович Абакумов отвечал за охрану Сталина.
В действительности его функции были значительно шире. Это ведь не просто собственно охрана физического лица, но еще контроль над многочисленными объектами как на территории Кремля, так и за его пределами. Кроме того, надо было тщательно охранять территорию и дороги, по которым проезжал Иосиф Виссарионович. Дело осложнялось тем, что Сталин не любил менять маршруты, предпочитал передвигаться до места кратчайшим путем, по привычным для него улицам.
Именно дорога была самым слабым звеном в охране Сталина.
Конечно, следуя инструкции, водитель шел на мелкие хитрости и нередко менял маршрут, ссылаясь на то, что впереди ведутся ремонтные работы. Кроме того, машину Сталина сопровождало не менее четырех легковушек с охраной, абсолютно не отличавшихся друг от друга внешне, а поэтому никто никогда не знал, в каком именно автомобиле едет Сталин. Но каждый раз любая поездка была сопряжена с риском, и Виктор Семенович невольно испытывал облегчение, когда Хозяин наконец добирался до места.
Накануне Абакумова мучило дурное предчувствие – приснился почерневший крест с надломленной крестовиной. И когда под утро прозвенел звонок, он сразу понял – случилось!
– Виктор Семенович! – раздался в трубке встревоженный голос Маркова. – Тут у нас ЧП! На правительственной трассе обнаружен фугас.
– Что?! – невольно выдохнул начальник Главного управления контрразведки.
– Совсем близко к дороге, если бы Верховный проехал рядом, так его машину разорвало бы в клочья!
– Выезжаю, будь на месте! – выкрикнул Абакумов.
Виктор Семенович подъехал через полчаса. Район был оцеплен офицерами контрразведки, а молоденький лейтенант, стоявший на шоссе, невзирая на чины, отправлял все машины в обратную дорогу.
На краю обочины красной лентой был огорожен небольшой участок. Марков, склонившись, что-то рассматривал.
Заметив подошедшего Абакумова, он распрямился, вскинув руку к козырьку, но Виктор Семенович небрежно махнул рукой, укротив его служебную прыть.
– Рассказывай.
– Фугас обнаружили час назад во время плановой проверки. Проверяющие ехали в грузовике на очень медленной скорости. Как и положено по инструкции, осматривали обочины, подъездные пути. Все было, в общем, как обычно. Чужих здесь практически не бывает, трасса-то правительственная. Уже было проехали мимо, и тут одному из офицеров что-то показалось подозрительным. Подъехали, а там фугас.