– Восемь, – сосчитал Ермолаев.

Диверсанты один за другим приземлялись на поле, накрывая куполами парашютов кусты.

Ермолаев поднял руку, зная, что в этот момент смершевцы сосредоточили на нем все свое внимание. Оставался последний парашютист, и Ермолаев с нетерпением наблюдал за тем, как тот приближался к земле. Но неожиданно, подхваченный порывами ветра, парашютист отлетел на край поля. В той стороне, густо заросшей лещиной, находился только сержант Михеев. Но волноваться особо не стоило, уж этот фрица не отпустит.

Ермолаев опустил руку, и в тот же момент кусты раздвинулись, и на поляну одновременно со всех сторон выскочило десятка три солдат. Опешившие диверсанты, уже было поверившие в благополучное приземление, даже не успели осознать, что произошло. Кто-то из них попытался поднять автомат. Рубящий удар саперной лопаткой, и диверсант с рассеченным лицом рухнул на землю. Потребовалась всего-то пара минут, чтобы парашютистов связали и посадили на землю. Кто-то из них глухо и озлобленно выругался.

– Русские, значит, – хмыкнул Ермолаев.

Диверсант, приземлившийся немного в стороне, скинув парашют, попытался бежать. Короткая прицельная очередь в спину, и он, раскинув руки, осел на землю.

Капитан Ермолаев подошел к диверсантам. На каждом полевая форма советского образца. У двоих – сержантские нашивки, остальные – рядовые. Внешне они ничем не отличались от тысяч советских солдат, и, только всмотревшись, Ермолаев понял, что именно его смущало. Даже в глубоком тылу на лицах солдат, прибывших с фронта, был замечен отпечаток неимоверной усталости. А этих выдавал дерзкий взгляд и какие-то сытые физиономии, какие можно было отъесть на добрых харчах. Наверняка, прежде чем отправить их за линию фронта, руководство разведшколы держало диверсантов на усиленном пайке.

Ермолаев прошел вдоль диверсантов, натыкаясь на их затравленные взгляды, будто на заостренные колья. Только один из них, с сержантскими лычками и явно постарше, чем остальные, встретил его испытующий взгляд с некоторым вызовом. Матерый, видно сразу. Видимо, в этой группе он за старшего. Крепко стянутый веревками, обезоруженный, даже в таком положении он представлял опасность, кто знает, какими шпионскими штучками оснащена его форма (возьмет и выстрелит какой-нибудь ядовитой ампулой). В прошлый раз натолкнулись на одного такого: у него обнаружилась стреляющая пуговица – с расстояния в три метра убивала наповал. Ермолаев даже отступил на пару шагов и тотчас увидел, как губы сержанта победно дрогнули.

– Встань, – распорядился капитан.

Диверсант неохотно поднялся.

Коротко и сильно Глеб ударил его прямо в недобрый оскал. И почувствовал, как под его кулаком раскрошились зубы. Это и есть один из элементов форсированного допроса. Важно дать ему понять, что никто не собирается с ним миндальничать, что расстрелять его будет гораздо удобнее, чем вести с собой пару сотен километров.

Отвернувшись, диверсант молча сплюнул кровь, но в глазах сверкала все та же раздражающая дерзость. Следующий удар переломил ему носовую перегородку. Боль страшная, диверсант взвыл, выдавливая сквозь стиснутые зубы проклятия. Ничего, пусть знают, что в борьбе с врагом любые средства хороши.

– Значит, ты тоже русский, – удовлетворенно хмыкнул Ермолаев. – Это хорошо, а то я уж было сомневаться начал. Легче разговаривать будет. – Вытащив пистолет, он ткнул его стволом в окровавленное лицо диверсанта. – Ты знаешь, как у нас поступают с предателями?

Сержант молчал, сплевывая на траву сгустки крови.

– А вот я тебе сейчас растолкую. На тебя даже пули тратить не станут. Довезут до штаба да вздернут на виселице, и каждый, кто пройдет мимо, будет плевать в твою мертвую рожу… Но до штаба нужно еще будет дойти, а я сейчас для тебя и судья, и палач. У тебя есть шанс выжить, но для этого тебе нужно будет ответить на несколько вопросов. Ты готов?

– Да, – прошелестели разбитые губы.

– Первый вопрос: как тебя зовут и кто здесь старший?

– Меня зовут Терехин Федосей Глебович. Я старший в этой группе.

– Для начала неплохо. Из какой ты разведшколы?

– Из разведывательно-диверсионной школы города Штеттин.

– Кто начальник школы?

– Подполковник Литке. Он же лично занимается комплектованием школы.

– Какая задача у вашей группы?

Сержант отвел взгляд. Не утруждая себя ожиданием, Ермолаев ударил диверсанта кулаком в грудь. Окровавленный рот беспомощно открылся, пытаясь глотнуть спасительную порцию воздуха. Теперь у него вполне достаточно времени, чтобы оценить допущенную им ошибку. Вытащив из кармана пачку папирос, Ермолаев небрежно сунул одну в уголок рта. Теперь не стоит опасаться, что кто-то заприметит вспыхнувший огонек. Задача выполнена, диверсанты захвачены, осталось только качественно провести форсированный допрос (уж этому, слава богу, учат в первую очередь), и можно собираться в обратную дорогу.

Пленный уже успел отдышаться и теперь затравленно и зло глядел на капитана. Остальных диверсантов отвели на значительное расстояние. Вряд ли они слышали, о чем идет разговор с командиром их группы, но по коротким взглядам, обращенным в его сторону, было понятно – его участи они совсем не желали.

В какой-то момент Ермолаеву захотелось погасить папиросу о лоб диверсанта. Не из садизма, а для ускорения процесса допроса. Он должен прочувствовать, что находится в полной власти врага, и сполна осознать собственную беспомощность. Но Глеб раздумал, не та ситуация, чтобы прибегать к столь крайним мерам.