По коже Марии пробежал неприятный холодок. Похоже, Головлев знает о каждом ее шаге.

– Да, он самый. Ты ревнуешь?

– Вовсе нет.

– У нас ничего не было. Он ушел от меня через пятнадцать минут.

– Я знаю это. Я стоял на противоположной стороне улицы. И все-таки я тебя очень прошу, будь осторожна! Я не верю в романтические отношения с офицером СД.

– Хорошо, я буду осторожной. До сеанса связи еще полтора часа. У нас есть время.

– В следующий раз я останусь, а сейчас мне надо идти. Извини, – решительно поднялся Головлев.

– Тебя что-то тревожит?

– Тебе показалось, – неловко попытался улыбнуться Стас. – Я пойду. У меня еще есть дело.

– Я хотела спросить тебя, а как выглядел тот человек, который пришел перешивать плащ? – У Марии появилась какая-то смутная догадка.

– Зачем тебе это? Ты что-нибудь знаешь о нем?

– Нет, просто подумалось… Постой. Дай я расскажу сама. Кажется, я его видела. Он высокий, очень крепкий, волосы русые, зачесывает их назад. Зеленые глаза, высокий выпуклый лоб. С первого взгляда производит благоприятное впечатление.

– Это он! Где ты его видела?

– В госпитале. Ты же знаешь, рядом с нами школа разведки. В наш госпиталь часто помещают агентов, которым нужно инсценировать увечье.

– Какое увечье сделали ему? – Пальцы Стаса больно вцепились в руку Марии. Она осторожно освободилась от неприятного пожатия. – Извини.

– Ему сделали шрам на животе, как будто было осколочное ранение.

– Передашь эту информацию в центр. Пусть готовятся встречать гостя.

Кивнув на прощание, Головлев вышел. С минуту Мария наблюдала за тем, как Стас уходил по безлюдной улице, а когда его фигура скрылась за поворотом, она отошла от окна и, набросив на плечи телогрейку, прошла на кухню. Открыв люк подвала, спустилась по узенькой скрипучей лестнице. В темноте пошарила ладонью по стене и щелкнула выключателем. Сбоку желтым светом вспыхнула лампа.

На крепких деревянных стеллажах стояли банки с протертыми ягодами, компотами. В углу возвышалась дубовая бочка, прикрытая тяжелой крышкой, – в ней соленые огурцы. По углам подвала висели веники для бани: березовые, дубовые, на тонкой веревке, аккуратно перевязанные, висели высушенные пучки ромашки, мать-и-мачехи, зверобоя.

В подвале было сухо, пахло пряностями и травами. Под лестницу был втиснут ящик, в каких обычно хранят овощи. Приподняв крышку, Мария вытащила из него портативную рацию и поставила ее на стол. На листке бумаги быстро написала текст: «Волку. Обратите внимание на высокого человека с русыми, зачесанными назад волосами, в кожаном пальто с широкими рукавами. Не исключено, что это тот самый диверсант, о котором вы запрашивали ранее. Есть основание полагать, что им будет осуществлен теракт в отношении высших руководителей государства. Особые приметы – у диверсанта на животе шрам от осколочного ранения. Лиса».

Осталось только зашифровать и отправить радиограмму в центр.

Взяв радиограмму, Абакумов прочитал: «Центру. В ближайшие дни в районе села Медведково планируется выброска группы диверсантов. В их задачу входит встреча груза. Приблизительное время выброски около двух часов ночи. Не исключено, что это одна из групп, созданных для устранения товарища Сталина. Артур».

– В чьем ведении этот участок прифронтовой полосы? – Абакумов посмотрел на Маркова.

– Второго Прибалтийского фронта. Начальник контрразведки генерал-майор Скворцов.

– Передайте ему, пускай готовится встречать гостей. И чтобы без осечек!

– Сделаем, Виктор Семенович.

К селу Медведково вышли к шести часам вечера. Еще несколько часов ушло на то, чтобы прочесать местность и установить поле, наиболее подходящее для возможного десантирования. По косвенным данным (обрывки парашютной материи, куски веревок, обрывки мешковины) выбор пал на небольшое неприметное поле рядом с лесом. По оперативным данным, за последние три месяца именно в этом районе десантировались две диверсионные группы.

По собственному опыту капитан Глеб Ермолаев знал, что прыгать вслепую всегда трудно, и дело даже не в том, что ночь неприветлива и строга. Гораздо хуже осознавать, что внизу может ожидать группа захвата, а потому нередко приходилось приземляться во время интенсивного огня. Случалось, что десантники большей частью погибали, находясь еще в воздухе.

Количество прыжков в этом случае совершенно не играет роли, потому что каждый предстоящий прыжок не похож на предыдущий.

Рота оцепила поле огромным полукругом, взяв под контроль каждый стоящий в отдельности куст. Действовать надо было наверняка. Именно в первые минуты после приземления диверсанты окажутся наиболее уязвимы. Им следует делать все быстро: отстегнуть стропы, спрятать парашют, чтобы не выдать места своего приземления, проверить оружие.

Каждый из солдат, затаившихся в засаде, прекрасно знал свою задачу. Все это они отрабатывали сотни раз на тренировке, за плечами многих был немалый боевой опыт, и вот сейчас, облачившись в маскхалаты и крепко сжимая автоматы, каждый из них знал, что надо делать, каждый являлся составной частью единой боевой группы.

Ермолаев еще раз прошелся по позиции. Тихо. Ничего такого, что могло бы выдать засаду: ни бряцания оружия, ни табачного дыма, никакого шума. В том месте, где располагалась передовая группа, стоял небольшой стог прелого сена, накрытый длинными жердями. В стогу было устроено небольшое смотровое окошко, через которое можно было рассмотреть предполагаемое место высадки и опушку недалекого леса, где затаились смершевцы. Возможно, диверсанты высадятся и не здесь. На этот случай пара других подходящих полей неподалеку была оцеплена аналогичным образом.

Ермолаев посмотрел на часы. Стрелки неумолимо приближались к назначенному времени. Скоро донесся далекий гул самолета. Если не вслушиваться, то работу двигателей можно было бы и не различить среди множества звуков, наполнявших округу. Он то сливался с шумом деревьев, могуче и сочно качающих кронами, а то вдруг, усиливаясь, напоминал далекое стрекотание мотоцикла.

Подняв голову, Глеб без особого труда определил сектор подлета самолета. Он мог даже сказать, на какой именно высоте тот подлетал и какое расстояние их разделяет.

Повернувшись к старшине, он приказал:

– Егоров, предупреди всех! Над точкой будут через десять минут.

Капитан обратил внимание на то, что шнурки маскировочного халата у старшины были завязаны под подбородком и кончики их висели на груди длинными неопрятными змейками. Следовало бы укорить, ведь ненароком можно захлестнуться за куст, и тогда вся маскировка пойдет насмарку! Вряд ли он себе позволил бы что-нибудь подобное, если бы пришлось пробираться по немецким тылам. А на своей территории вроде и сойдет. Но делать замечание парню не хотелось, можно обидеть, а свое дело тот знал.

– Слушаюсь, – козырнул Егоров.

За время работы в разведке Ермолаев по звуку мог определить модель самолета. Сейчас в ночном небе летел четырехмоторный «Хейнкель». Весьма удобная машина для десантирования. Лишенный опознавательных знаков, самолет с каждой пройденной секундой обретал все более отчетливые очертания, превращаясь из призрака во вполне осязаемую штуковину с крыльями, хвостом и даже крупнокалиберными пулеметами по бокам – довольно весомый аргумент при атаке.

Сделав над лесом круг, летчик, обнаружив знакомые ориентиры, пошел на снижение.

Вот от самолета отделился темный комок и стремительно полетел вниз, отчетливо выделяясь на фоне просветлевшего неба. За ним второй, третий, четвертый… Вот в небе, будто бы из ниоткуда, возник купол парашюта, замедлив стремительное падение диверсанта. А за ним, будто бы по команде, с интервалом в доли секунды раскрылось еще несколько парашютов, невольно приковав к себе взгляды. С каждым пробегавшим мгновением парашютисты все приближались к земле.