– Рожа что-то у тебя больно опухла. С перепоя, поди?

– С перепоя, батюшка, – легко повинился палач. – Как проснулся за полночь, так и уснуть не мог. Вот все брагой и лечился.

– Уснуть, говоришь, не мог, – сердито уточнил боярин. – Уж не людишки ли тебе снятся, Матвей, коих ты со света изжил?

– Бывает, и снятся, боярин, – не стал лукавить палач, тяжело вздохнув.

– Эх, слаб ты стал, Матвей. Жалости в тебе лишней накопилось, – покачал головой Федор Юрьевич. – Может, тебе того?.. Иным делом заняться. Хочешь, я тебя отпущу?

Глаза палача от перепуга расширились, рот перекосило.

– Чем же я тебя прогневал, батюшка? – взмолился палач. – Да если ты желаешь, так… совсем от зелья откажусь!

– Ишь как разговорился! Это ты верно, Матвей, подметил. Кнутом махать будет получше, чем среди кандальников долю нести. Ладно, ты рожу-то не криви, – добродушно пожурил любимца князь Ромодановский. – Я тебя когда-то из кандальников вытащил, я тебя туда снова и определить могу! Хе-хе-хе! Каково тебе будет, когда они узнают, что из одной плошки с палачом почивали?

– Государь Федор Юрьевич, не сгуби! – взмолился палач, плюхнувшись в ноги.

– Пошутил я, – смилостивился князь. – Только на меня не дыши, а то таким зловонием тянет, что не приведи господи! С монахинями беседовал?

– А то как же? – почти обиженно протянул палач. – С каждой по отдельности.

– И что они молвят?

Князь Ромодановский сидел за огромным дубовым столом, таким же крепким и неказистым, как и он сам. Со стороны могло показаться, что будто бы их творила одна и та же рука, небрежно, без особой вычурности, но зато одинаково прочно. В центре стола, наполовину свернувшись в трубку, лежали две грамоты от Петра. Край одной из них был чем-то залит, и расплывчатые неровные разводы заползали на подпись. На другой отчетливо обозначился круг с жирными пятнами, наверняка князь Ромодановский ставил на нее тарелку со щами.

– Говорят, что не ведают. И злого умысла никакого не было.

– Анастасию спрашивал?

– А то как же! Прежде других. И она с ними заодно. Зенки в пол упрет и только одно твердит: «Не ведаю, не знаю».

– Приведи ко мне Анастасию, сам дознаюсь!

Через несколько минут в сопровождении верзилы-палача в комнату вошла невысокая хрупкая молоденькая монашка. Поприветствовала присутствующих глубоким поклоном и, уставившись в пол, затихла.

– Как тебя звать, инокиня?

– Сестра Анастасия.

Голос у монашенки оказался на удивление чистым и звонким, как весенняя капель. Таким только на клиросе петь.

– Знаешь, зачем ты здесь?

– А то как же! Мы с сестрами только о том и говорим.

Анастасия подняла на судью серые с зелеными подпалинками глаза. «А хороша, чертовка. Такую девку из спаленки не выпускать, а она в куколь обрядилась, – невольно подумал князь, заглядевшись на ее светлый лик. И тотчас испугался собственных грешных мыслей: – Прости, господи, за богохульство!»

Размяк Ромодановский плавленым куском парафина и, припустив в голос елея, заговорил:

– И никто, стало быть, из них не видел окольничего Степана Глебова?

Хрупкие плечики слегка дернулись:

– Царевна на богомолье не одна ходит, ее всегда боярыни с боярышнями сопровождают. Может, и был среди них окольничий, а только я его не видела.

– А ведь нам ведомо, сестра, что окольничий Глебов к государыне заявлялся, когда она по святым местам разъезжала. – В девичьих глаза плеснулся трепет. – А потом подолгу у нее в келье оставался. Вот ты мне и скажи, какие непристойные слова говорились?

– Не было ничего срамного, государь, – отшатнулась Анастасия.

– Эх, – вздохнул печально князь, – красивая ты девка, а только не бережешь себя. Придется тогда из тебя правду кнутом вырывать. Ну чего стоишь, дылда стоеросовая! – прикрикнул боярин на Матвея. – Стягивай с девки рясу! Да привяжи ее к лавке покрепче, чтобы не дергалась.

Палач шагнул к Анастасии, навис над ее дрожащим телом глыбой и негромко проговорил, будто бы милости выпрашивал:

– К лавке ступай, сестра, там тебе сподручнее будет.

Анастасия робко придвинулась к скамейке и легка на нее животом, обхватив руками.

– Привяжи ее! – скомандовал Ромодановский. – Так-то оно сподручнее будет.

Матвей привычно перетянул вытянутые руки монахини, так же расторопно прихватил у самых лодыжек ноги. Помешкав малость, задрал к голове рясу. Тяжелая рука как бы нечаянно скользнула по белому стану монахини, коснулась бедер.

– Эй! Ты там не балуй! – предостерегающе погрозил пальцем Федор Юрьевич. – Мы, чай, не охальники какие, а слуги государевы! – Потом печально вздохнул: – Не хотелось бы такую красоту портить, да что поделаешь? Хватит на телеса-то пялиться! – прикрикнул судья на палача. – Кнут возьми, да в рассоле не забудь его подержать.

– А то как же! – Заплечных дел мастер опустил в кадку с капустным рассолом кнут. – Так оно справнее будет.

Стряхнув его от влаги, палач примерился к обнаженному девичьему телу и на выдохе ударил поперек спины, оставив широкую багровую полосу. Анастасия дернулась, будто бы раненая, издав при этом отчаянный крик.

– Еще раз спрашиваю тебя, сестра, – по-отечески наставительным голосом произнес князь Ромодановский, – бывал ли окольничий Глебов у государыни?

– Не ведаю! – в отчаянии воскликнула монахиня, вцепившись в ожидании удара в края лавки.

– Ну что ты с ней поделаешь? – вздохнул Федор Юрьевич. – Работа у нас паскудная, да кому-то и ее надо исполнять. Дай нерадивой с пяток ударов, а там поглядим.

Гибкий плетеный кнут легко подлетал к самому потолку, опускался с трехаршинной высоты на спины монахини. Из рассеченной кожи брызнула кровь. Инокиня закричала, пыталась вырваться, но путы надежно стягивали ее хрупкое тельце.

– Не балуй! – ласково увещевал ее князь Ромодановский. – Коли к нам попала, так теперь никуда не вырвешься. На то мы государем приставлены, чтобы за порядком следить. Так вспомнила, девонька?

Анастасия запричитала в голос:

– Чем же таким я вам не мила?

Князь захихикал, отчего его толстые щеки пришли в движение:

– Мне-то ты мила. А вот только я правду от кривды отличить должен! Уразумела? Еще с пяток раз пройдется кнут по твоей спине, и одни только лохмотья от кожи останутся. Не жалеешь ты себя. Ну-ка, Матвей, дай аж с десяток горяченьких. Если упорствовать станет, так добавишь ей еще дюжину.

– Федор Юрьевич, как бы до смерти девку не запороть…

– А тебе-то чего от этого? Не перечь, болван!

Кнут высоко взметнулся вверх, зацепив хвостами потолок, и завис на мгновение, выбирая место для удара.

– Постойте! – вскричала в ужасе Анастасия. – Все скажу!

– Вот так давно бы, девонька, – примирительно произнес князь. – Ты думаешь, нам в радость, что ли, такую красу терзать? Матвей, развяжи инокиню. Да не пялься ты на телеса! – в сердцах прикрикнул Ромодановский. – Как-никак сестра божья. Наготу поначалу прикрой, а потом руки отвязывай.

Матвей прикрыл голую спину монахини рясой и проворно, работая всеми пальцами, принялся распутывать на запястьях веревки. Инокиня присела на лавку и посмотрела на князя потухшим взором.

– Так что ты знаешь, Анастасия?

Добавить отзыв
ВСЕ ОТЗЫВЫ О КНИГЕ В ИЗБРАННОЕ

0

Вы можете отметить интересные вам фрагменты текста, которые будут доступны по уникальной ссылке в адресной строке браузера.

Отметить Добавить цитату