Проживая во дворце почти десять лет, Вильгельм оценил его явные преимущества и никогда не жалел о состоявшейся сделке. Ноттингем он собирался использовать как загородную резиденцию, но в действительности король проводил там значительно больше времени, чем в самом Лондоне.

Одним из любимейших занятий короля оставалась прогулка по саду, столь же ухоженному и очаровательному, как в его родных Нидерландах. Ежедневный моцион Вильгельм часто совмещал с решением государственных вопросов. В этот раз ему хотелось поделиться своими соображениями о приезде русского царя в Европу.

Визит Петра наделал немало шума в королевских дворах. Прежде столь внушительного и во многом забавного посольства здесь не наблюдали. Передвигаясь от города к городу, пересекая одну границу за другой, царь как будто бы задался целью потешить европейскую знать.

Обладая критическим умом, Вильгельм III никогда не брал на веру слухи и сплетни, предпочитая во всем убеждаться лично. Потому король не мог упустить случая пообщаться с русским царем. Первая такая встреча состоялась в Утрехте, вторая – в Гааге. Не стесненный протоколом, царь сумел тогда раскрыться в непринужденной и живой беседе. Только пообщавшись с Петром накоротке, Вильгельм осознал, что за простоватой внешностью прятался недюжинный ум, с которым со временем предстоит считаться всей Европе. Тут важно не опоздать и попытаться склонить царя Петра на свою сторону сейчас, когда распадаются старые союзы и складываются новые. В воздухе так и потягивает порохом, а потому весьма важно отыскать в лице русского государя единомышленника, тем более что война с Францией, все более набирающей мощь, уже предрешена.

В этот раз в качестве собеседника во время прогулки король Вильгельм выбрал вице-адмирала Митчелла. Короля и адмирала связывала давняя дружба. Митчелл был одним из немногих людей, на которого Вильгельм мог всецело положиться. А кроме того, обладал еще одним немаловажным качеством – способен был расположить к себе едва ли не всякого. Порой казалось, что даже для врагов он приберегал свою широкую располагающую улыбку.

Остановившись у подстриженного куста барбариса, король сорвал красный цветок и спросил:

– Вы можете сказать, какие отношения у русского царя с Людовиком XIV?

– Насколько мне известно, не самые благоприятные. А все потому, что царь делал все возможное, чтобы корону Польши заполучил саксонский курфюрст. Принц де Конти на него в большой обиде.

Вильгельм отшвырнул листочек и терпеливо проследил за тем, как тот, подхваченный ветром, скрылся на тропе, посыпанный мелким гравием.

– Это хорошо. Не исключено, что в будущем нам понадобятся русские полки, а сейчас для нас важно добиться расположения русского царя. Постарайтесь ему понравиться, произвести благоприятное впечатление. Я знаю, что вы это умеете.

– Сделаю все, что в моих силах, ваше величество, – сдержанно пообещал вице-адмирал.

Вице-адмирал был большого роста, пышущий здоровьем, с гладко бритым лицом. Букли длинного парика и слегка отвислые щеки делали его похожим на добродушного спаниеля.

Король Вильгельм, напротив, был человеком хилым, худощавым, с высоким лбом и большим носом, загнутым наподобие орлиного клюва. Лицо отличалось бледно-болезненным цветом. Взгляд у него был несколько задумчивый, можно сказать, даже угрюмый, узкие губы всегда плотно сжаты. Высшая степень веселья короля – учтивая холодная улыбка.

Страдая одышкой, Вильгельм никогда не спешил. Даже прогуливаясь по саду, он часто и надолго останавливался, чтобы перевести дух, после чего двигался дальше так же медленно. Но никто, даже самые близкие люди, не подозревали, что за этой флегматичной внешностью скрывается весьма впечатлительная натура, обуреваемая нешуточными страстями. Он едва ли не с рождения научился не доверять окружавшему его миру, всегда казавшемуся ему очень враждебным. Король по-настоящему ценил в жизни только большую политику, которой он был предан беззаветно.

Интуиция подсказывала Вильгельму, что союз с русским царем может принести немалые блага. И присутствие Петра в Европе следовало максимально использовать для блага Англии. Не за горами тот день, когда английские и русские войска рука об руку войдут на территорию Франции, чтобы потеснить «короля- солнце».

Вильгельма мучил сильный хронический кашель. Требовалась немалая воля, чтобы заглушить его приступы. Именно сейчас Вильгельм почувствовал, как к горлу подступает очередная волна кашля, справиться с которой уже почти не было сил. Достав шелковый платок, король приложил его к бледным губам.

Вице-адмирал покорно стоял в стороне, стараясь не смотреть на страдания короля. Повернувшись к воротам, он с интересом рассматривал фигурки на решетках, позолоченные вензеля и королевский герб. Когда приступ кашля был преодолен, Вильгельм аккуратно сложил платок вчетверо и уложил его в карман. Вещь необходимая, пригодится в следующий раз.

Король был слаб телом, но уж никак не духом. Теперь его лицо было, как и прежде, непроницаемым.

– Русский царь любит море. Это хорошо… Устройте ему нечто такое, что расположит его к нам. Например смотр кораблей. Будьте с ним веселы, остроумны. Впрочем, таковы вы и есть в действительности. И помните, что от вашего настроения, возможно, зависит будущее Англии.

– Я не подведу вас, ваше величество, – заверил адмирал со свойственным ему пылом. – И сделаю все, что от меня зависит. Не сомневайтесь, царь Петр останется доволен нашим приемом.

Губы короля разлепились в учтивой улыбке. О подобной милости мечтают многие.

– Знаете что, адмирал? Я вас приглашаю сегодня на ужин. Кроме вас, будет еще и маркиз Кермартен. Надеюсь, что мы славно проведем время.

Только в кругу самых близких людей король отбрасывал свою напускную чопорность. Вице-адмирал Митчелл был несказанно счастлив, что попадал в это число.

– Я непременно буду, ваше величество, – поспешно отозвался он, склонив крупную голову.

Английский курьер отыскал царя Петра на верфи, где происходил ремонт старого судна, потрепанного во время шторма. Корабль, ощетинившийся во все стороны поломанными мачтами и досками, усеянный плотниками и мастеровыми, очень напоминал гигантского жука, облепленного надоедливыми муравьями. Слегка раскачиваясь, он как будто хотел сбросить с себя докучавшую ношу, но, проявляя завидное упорство, люди продолжали карабкаться по его поверхности.

Часть плотников ремонтировала поломанный правый борт, залатывая огромную пробоину новыми досками. Еще пара дюжин мастеровых устанавливали мачты вместо тех, что были срублены во время шторма. Четверо рабочих крепили на плотиках вентиляционные порты. На палубе полубака плотники тесали доски и складывали их подле борта. Несколько человек в закрепленных люльках у самой поверхности воды скребками счищали моллюсков и рачков. Другие конопатили трещины и заделывали их смолой. Пахло краской и тесаным деревом.

Петр Алексеевич, с ног до головы усеянный мелкой стружкой, вооружившись небольшим топориком, мастерил украшение кормовой надстройки – двух львов с загнутыми кверху хвостами, которые передними лапами держали королевскую корону. От усердия царь даже высунул язык.

– Молодец, Питер, – подошел к самодержцу высокий плотник, попыхивая коротенькой трубкой. – Только не позабудь русалок на перекладинах вырезать. А то иначе удачи не будет. В нашем деле они – главное! Хе-хе-хе!

– Хорошо, герр мастер, – охотно отозвался царь, не отрываясь от работы.

Курьер внимательно всмотрелся в русского царя. В нем не было ничего величественного. В обыкновенной одежде мастерового, с черными ладонями от въевшейся смолы и в перепачканном парике он совершенно не походил на властителя обширной империи, что простиралась далеко за Урал. Губы курьера невольно скривились. Если так в России выглядят цари, то что тогда говорить о подданных?

Однако это не помешало ему проявить должную учтивость. Склонившись перед Петром, он протянул ему грамоту и произнес на голландском языке:

– Ваше величество, английский король Вильгельм III просит вас посетить Лондон.

Положив топор, божий помазанник взял протянутую грамоту.

– И когда? – спросил он тоже по-голландски, небрежно отрывая сургучовую печать. Помешкав малость, швырнул ее в ворох стружек, где она и затерялась.