Он чувствовал во рту какую-то горечь, которая обычно возникает, когда резко прерывают твой короткий сон. Он потер себе руками глаза, затем все лицо и наконец полностью проснулся. Через иллюминатор он увидел берега Корнуолла. Наступил рассвет.
— Уже два часа пополудни по английскому времени, — сказал Реб, заблаговременно отвечая на вопрос, который, хотел задать ему Сеттиньяз.
Сеттиньяз спросил:
— Может, мне приснилась эта ночь? Ведь это вы рассказывали мне о своих делах?
Реб рассмеялся:
— Нет, это был не сон.
— Именно этого я и опасался, — сказал Сеттиньяз.
Его внезапно охватил страх, когда он вспомнил о той громаде, о той лавине дел, которые ему много часов обрисовывал Реб. Он заметил с кислым видом:
— Надеюсь, вы не рассчитываете, что я запомнил все то, о чем вы мне говорили?
— Как только у нас появится свободная минутка, я вновь предоставлю вам списки всех моих дел, и вы сами во всем разберетесь.
— Бухгалтер был бы вам намного полезнее.
— Это называется — встать с левой ноги, — засмеялся Реб. — Нет, мне нужен совсем другой человек, а не бухгалтер. Вы скоро сами в этом убедитесь. Время пришло.
— У вас, конечно, где-то есть документы? Акты, контракты? Все эти сделки вы же не заключали, лишь пожимая руки сотням мужчин и женщин?
— Документы хранятся в банковских сейфах и у разных адвокатов, услугами которых я пользовался. Вам предстоит все собрать. Дэвид, не волнуйтесь, все будет хорошо.
Внизу под ними расстилались нежные, залитые ярким солнцем пейзажи Англии.
— И я также сказал вам, чем мы намерены заняться в Лондоне: купить одно-два судна.
— Два судна?
— Два танкера, Дэвид.
В Лондоне их ждал человек по фамилии Петридис, Ник Петридис, который считал себя американцем, нью-йоркцем, но явно был грек по происхождению. Позже Сеттиньяз узнали что именно этот Петридис сыграл свою роль в «восстановлении» Уолл-Стрит.
Сейчас он довольствовался тем, что сделал доклад в автомобиле, куда они все трое — Климрод, Хаас и он, Сеттиньяз — сели в аэропорту Лондона.
Петридис сказал Климроду:
— Дела обстоят так, как я вам изложил. Я не собираюсь возвращаться к…
— Нет, — возразил Климрод, — именно вернитесь. С самого начала, пожалуйста. Дэвид, послушайте, прошу вас. Вы еще не вошли в курс дела.
— Около шестидесяти судов, — продолжал Петридис, — все торговые. Из них шестнадцать танкеров. Распродажа флота состоится в Лондоне через три дня. Уже сейчас известно, что будут присутствовать все крупнейшие судовладельцы западного мира — Онасис, Ливанос, Ниархос, Голандрис, Даниель Людвиг, Гетте. Норвежцы, англичане, представители американских нефтяных компаний вроде «Галф». Остальных я не называю. Продажа будет происходить по принципу «полюбовно, в пользу предлагающего наибольшую цену» в помещении Министерства морского флота. Покупатель предлагает сумму, указывая ее в запечатанном конверте, у него есть возможность увеличить на десять процентов самую высокую предложенную цену.
— Вы слушаете, Дэвид? — спросил Климрод.
— Да, — раздраженно ответил Сеттиньяз, хотя уже увлекся разговором, даже начиная испытывать что-то вроде завороженного любопытства. — Я могу задать вопрос?
— Какой угодно, Дэвид.
— Вы намерены участвовать в этой распродаже? Серые глаза Реба лукаво блестели.
— И да, и нет, Дэвид. В торгах буду участвовать не я сам, а подставное лицо.
— И этим лицом буду я, — осенило Сеттиньяза.
— Вы. Если только не откажетесь. Вы прибыли в Лондон не для этого. Я просто пользуюсь вашим присутствием.
— А если бы меня здесь не было?
— На аукцион отправился бы Ник. Впрочем, вам ничто не мешает пойти туда вместе. Ник, продолжайте.
— Теперь о владельцах того флота, который будет распродаваться, — продолжал Ник Петридис. — Эти владельцы — одна семья, англичане по национальности, но румынского происхождения; Мэйджоры — английский вариант их настоящей фамилии Майореску. Надо знать историю их семьи, которую обычной не назовешь. Часть их клана покинула Румынию в 1907 году после крестьянского бунта; она обосновалась в Англии и приняла английское подданство. Остальные Майореску продолжали жить в Бухаресте и Констанце. Тут все усложняется. В августе 1944 года в Румынию вступают русские. В румынских портах стоит более сорока судов, принадлежащих Майореску, то есть признанному главе клана Косташу Майореску и двум его братьям, Иону и Никифору. Они сразу же почувствовали, куда ветер дует, и начали отправлять свои корабли в Лондон, Роттердам, Марсель. Но русские тоже не дремали. Косташу и его братьям запрещают выезд. Им все-таки удается переправить за границу не только свои последние суда, но и всех Майореску, женщин и детей, еще находящихся на территории Румынии; сами они, как ни в чем не бывало, остаются в качестве
