Он поднялся, протянул ей руку. Она подала ему свою. Они вышли на Нассау-стрит.
— Я с вами? — спросил Диего.
— А почему бы нет? — переспросил Реб.
Он не выпускал руку Чармен.
Диего уже предчувствовал, что у Чармен Пейдж с Ребом Климродом дело просто так не кончится.
Пара рассталась, словом не обмолвившись, даже не взглянув друг на друга. Она села в такси и уехала. Реб пошел прямо к Бруклинскому мосту, двумя пальцами держа за спиной свою кожаную с меховым воротником куртку. И Диего, сначала опешив, должен был догонять его.
Сейчас Диего довольствовался тем, что шагал рядом с Ребом, в очередной раз проклиная его привычку вышагивать по Нью-Йорку или другим городам своей размашистой походкой — «у меня ведь такие маленькие ножки!» — стуча по асфальту каблуками так, словно он хотел навсегда впечатать свои следы.
Только когда они подошли к Бруклинскому мосту, Диего осмелился спросить:
— В чем дело? Ответа не последовало.
— Ты встретишься с ней снова? — рискнул даже осведомиться Диего.
— Не знаю. Диего, послушай! Прошу тебя, не говори мне больше об этом.
Диего Хааса удержало тогда лишь то, что «безумные, полные новизны, чудесные гонки» не прервались; и этого оказалось достаточно для его счастья.
— В сентябре прошлого года я вам сказал, что однажды вы мне понадобитесь в качестве адвоката. Это время пришло, Дэвид.
Сеттиньяз не понял его:
— Но я и так адвокат. Что вам мешает стать моим клиентом?
— Вы адвокат, работающий у Уиттакера и Кобба. Мне хотелось бы, чтобы прямо с сегодняшнего дня вы открыли собственную контору, единственным главой которой и будете. Под моим контролем.
— Мне всего двадцать семь лет, Реб.
— А мне еще нет двадцати трех. Погодите, я хотел бы кое-что вам показать…
Из своей неизменной холщовой сумки (сам ее вид заставлял Сеттиньяза содрогаться) он достал письмо.
— Прочтите.
Письмо было подписано лично Дэвидом Феллоузом из банка «Хант Манхэттен». В нем говорилось об открытии кредитной линии на предъявителя, Реба Михаэля Климрода, сумма предоставленного кредита — пятьдесят миллионов долларов.
— Боже праведный, — воскликнул изумленный Сеттиньяз; у него перехватило дыхание.
— Но это еще не все, Дэвид. Я, конечно, мог бы получить аналогичное обязательство и от Гарви Барра. Или от двух-трех других банков, хотя и в меньших размерах. Дэвид, я рассчитываю, что вы согласитесь работать в одиночку, то есть будете нести личную ответственность за все. Вы будете располагать полной свободой, чтобы подбирать опытных людей, присутствие которых рядом сочтете необходимым. Но вы один, только вы, будете знать мою фамилию, будете знать, что за всеми фирмами, под чьим прикрытием я действую, стою я. Я, разумеется, готов вас финансировать.
— У меня нет такой проблемы, и вам это известно. — Сеттиньяз отхлебнул остывшего чаю. И спросил: — И вы будете единственным моим клиентом? Исключительным?
— Необязательно. Но я должен обладать приоритетом над всеми. Я рассчитываю загружать вас таким количеством работы, что вам даже в голову не придет подыскивать себе других клиентов.
— Вы по-прежнему намерены работать совершенно анонимно? О, Господи, мне даже неизвестно, чем вы занимаетесь, я не знаю, почему такой человек, как Дэвид Феллоуз, питает к вам столь громадное доверие! В конце концов вы можете оказаться одним из представителей мафии!
Реб улыбнулся:
— Не правда ли, эта идея часто приходила вам в голову?
— Да, — признался Сеттиньяз.
— Принимайте мое предложение, и я посвящу вас во все мои нынешние и будущие дела.
— Значит, вы до такой степени доверяете мне?
— Доверяю в той мере, в какой обычно доверяют человеку. Ведь мы с вами встречаемся много месяцев, по три часа каждую неделю. — На лице Реба опять появилась улыбка: — И я снова навел о вас справки.
— Даже так?
— Да, так.
Его серые глаза пронизывали Сеттиньяза насквозь.
— Дэвид, с финансовой точки зрения я никогда не иду на риск, если у меня нет средства его избежать. Но работа с вами особо большого риска не представляет. Вы принимаете мое предложение?
— Я об этом совсем не думал, — с полной искренностью признался Сеттиньяз. — Затем он переспросил: — К чему эта полная анонимность? И этот ваш наряд? Я ненавижу эту чертову сумку!