Первый день был довольно беспокойным из-за беготни, которую старались скрыть от посетителей банка и служащих, не знающих, что происходит.

Но вечером, после закрытия, все успокоилось. Зал Вильгельма Телля находился на первом этаже и обычно использовался для приемов. На всякий случай его изолировали от остальных помещений, а на ночь поставили двух дополнительных стражей (но они ни разу не видели пару и даже не подозревали о ее присутствии). Инструкции, полученные Тепфлером от Кнаппа, не вызывали никаких вопросов:

— Тадеуш, вы остаетесь с ними. Я прошу вас об этом в порядке личного одолжения. Потом вы получите какой хотите отпуск, и мы вместе обсудим, чем вы у нас займетесь в будущем. Но не оставляйте их ни на минуту, Тадеуш, и постарайтесь быть как можно любезнее. Если нужно, подавайте им обед, выполняйте все их прихоти. Тадеуш! Во всем доверяйтесь нашему клиенту, у него есть особые причины вести себя так…

Тепфлер считает, что с первой минуты Кнаппу было известно о душевной болезни женщины и о том, что вся эта немыслимая трехдневная комедия была задумана только, для того, чтобы «позволить человеку, назвавшемуся Климродом, — ведь тогда я думал, что это всего лишь псевдоним, и даже предполагал, что речь идет о Даниеле Людвиге, которого я никогда не видел, хотя наш посетитель показался мне слишком молодым, чтобы быть Людвигом, — позволить ему, как бы это сказать, разыграть спектакль перед женщиной, в которую он был безнадежно влюблен. А может быть, он пытался хоть на несколько часов проникнуть в ее мир, мир безумной…

Так называемый Климрод всегда знал, на что идет…

Второй день был поспокойнее, по крайней мере отчасти. Пара расположилась на постой, окончательно устроилась, хотя и весьма экстравагантным образом. Весь первый этаж банка был закрыт для посторонних за исключением Кнаппа и Тепфлера. Накануне, в соответствии с высказанным молодой женщиной пожеланием, Тадеуш позвонил в Тегеран. К его великому удивлению, после того как он произнес имя Чармен Пейдж, с ним заговорили намного любезнее. Но он совсем уж остолбенел, когда к телефону подошел сам шах и деликатно стал расспрашивать о Чармен.

— Кажется, она очень хорошо себя чувствует… да, Ваше Величество, — ответил ошарашенный Тепфлер. — Она просто захотела немножко икры и поручила мне…

Тогда Его Императорское Величество сказал по телефону, что Они прекрасно понимают ситуацию, и отдадут необходимые распоряжения, а также были бы признательны Тепфлеру, если бы он заверил мисс Пейдж в Их самых дружеских чувствах.

И действительно, икра была получена, прислана специальным самолетом: два величественных и очень молчаливых иранца, явно дипломаты или тайные агенты, доставили ее прямо в банк через служебную дверь. «Это была не жизнь, а какой-то безумный сон», — говорит Тепфлер двадцать два года спустя.

Кризис наступил в конце второго дня. Как было предусмотрено, для Тепфлера поставили раскладушку в маленьком кабинете, расположенном через две комнаты от зала Вильгельма Телля. Он услышал крик около девяти часов, а перед этим — грохот разбитого стекла и глухие удары.

Он помешкал немного, но затем бросился в зал. Постучал. Ему разрешили войти. Тепфлер увидел, что мужчина старается удержать молодую женщину, отведя ей руки за спину, а она, блуждая глазами, брызгая слюной и тяжело дыша, яростно вырывается.

— Помогите мне, прошу вас, — сказал он. — Отнесем ее на кровать.

И тогда Тепфлер спросил, не надо ли позвать врача, на что ему ответили:

— Нет. Такие нервные припадки иногда случаются с моей женой. Я знаю, что нужно делать.

Муж был сверхъестественно спокоен. Тепфлер помог ему положить женщину на кровать, ей сделали укол. Скоро он подействовал.

— Теперь она поспит.

В бледно-серых глазах вдруг появилась такая бесконечная, такая немыслимая печаль, что Тадеушу Тепфлеру показалось, будто мужчина сейчас заплачет. Он отвернулся…

— Тадеуш!

— Да, сэр.

— Спасибо.

Тепфлер кивнул головой. Он не знал, что говорить и что делать.

— Расскажите мне о себе, — очень тихо попросил Хозяин. — Есть у вас братья, сестры? Вы женаты?

Они разговорились, вернее, в глубокой тишине опустевшего банка с полчаса говорил Тепфлер, он рассказывал о разном, в частности о грозном деде Антоне Густаве, Казалось, собеседник почти не слушает его, сидит с задумчивым видом, уставившись широко раскрытыми глазами в пустоту, но его вопросы свидетельствовали о том, что он слушает с огромным вниманием, которого, по мнению Тепфлера, вовсе не заслуживал его рассказ.

Наконец Тепфлер ушел и улегся на свою раскладушку. Заснуть не удавалось, нестерпимо мучила печаль. Через анфиладу дверей, которые он оставил открытыми на случай, если что-то понадобится, Тадеуш видел, что свет в зале Вильгельма Телля все еще горит. В конце концов, промучившись часа два, Тепфлер встал и пошел узнавать, не нужно ли чего-нибудь.

— Ничего, спасибо, — ответил мужчина тихим и любезным тоном.

В этот момент он сидел у кровати, на которой спала молодая женщина, и читал по-немецки Гомера в переводе Иоганна Бодмера — это была книга из личной библиотеки Алоиза Кнаппа.

«Он провел так всю ночь, я уверен. И утром все еще сидел на том же месте…»