Шторы плотно задернуты, комната освещалась двумя бра над тахтой.

Шатов оглянулся по сторонам. Фотографии. Над небольшим журнальным столиком в углу.

Главные героини фотографий – две женщины. Одна повыше и, кажется, чуть помоложе. Лет около тридцати. Вторая – ниже, чуть стройнее, чуть старше и чуть увереннее.

Кто из них Воеводина? Ведь ему сейчас придется продолжать объяснения, и неплохо было бы при этом поглядеть с легкой грустью в глазах на лицо своей знакомой. Покойной.

Хотя, как только появится нынешняя хозяйка квартиры…

Что-то во всем этом не так. Что-то Шатов не может перевести из разряда чувств в разряд мыслей. Все нормально, все пристойно. Квартира…

Большая квартира, если судить по коридору – комнаты на четыре. Ухоженная квартира.

Но… Шатов наклонился к фотографиям. И тут вроде бы все нормально. Подруги на берегу моря. Подруги на фоне какого-то фонтана. Отдельно фотография той, что повыше и отдельно – той, что постарше.

Снова они вместе, на этот раз – обнявшись.

Ну что его так не устраивает в этих снимках?

Стоп. Шатов еще раз присмотрелся к фотографиям. Хмыкнул. Да…

Это он собрался изображать сейчас огорченного влюбленного перед опечаленной подругой. Мы не хиппи и не панки, мы – подружки-хохотушки.

Или у тебя слишком разыгралось воображение, Женя Шатов? Ну подруги, ну живут вместе. Это же не значит, что они лесбиянки. Не значит?

Но если все-таки значит, то как себя вести нормальному гетеросексуальному мужику? И могла ли покойная в принципе завести близкое знакомство с существом противоположного пола? А вести разговор с позиций делового знакомого… Откуда он знает, чем могла по жизни заниматься Татьяна Игоревна?

Времени на размышление нет. Придется хвататься за первую версию и пытаться тянуть ее до тех пор, пока будет возможно.

– Я вас слушаю, – достаточно холодно сказал женский голос за спиной у Шатова.

Теперь, после своего небольшого открытия, Шатов мог предположить, в чем причина такой холодности.

– Я близкий друг Тани… – Шатов сделал паузу, словно подбирая слова.

– Вы еще один близкий друг Тани.

– Да… То есть?

– Не делайте удивленного лица, милейший. Как вас, кстати, зовут?

– Евгений.

– Боже, как банально – Евгений и Татьяна. Но ей должно было понравиться. Меня зовут Ирина.

– Очень приятно… – Шатов проводил взглядом женщину. Она прошла к тахте и села, поджав ноги.

Эта та, что постарше, узнал Шатов. Лет тридцать пять. Хотя, не исключено, что и сорок. Явно следит за собой. Волосы короткие, темные. Фигура, насколько позволяет судить просторный халат, весьма и весьма.

– Вы присаживайтесь, Евгений, – Ирина указала рукой на кресло возле журнального столика.

– Спасибо, – Шатов попытался сделать свой голос немного растерянным, но не настолько, чтобы выглядеть глупо.

– Вы изумлены? – поинтересовалась Ирина.

– Вы о…

– Я о многочисленных близких знакомых Татьяны. Если это вас устроит, то вы не одиноки в своем горе. И я тоже.

– Но что случилось с Татьяной?

– Все банально – самоубийство.

– Самоубийство?

– Да, – Ирина сказала это брезгливо и, как показалось Шатову, со злостью. – Повесилась.

– Как?

– За шею. На пороге кухни. Взобралась на табуретку, привязала петлю к крюку и табуретку оттолкнула. Вы когда-нибудь видели труп, провисевший две недели в жаре? Вам повезло, – Ирина передернула плечами. – Эти черви… Вы выпьете?

– Что? А, нет, спасибо.

– Тогда налейте мне. Коньяк там, в буфете.

Женщина явно не в сильной печали. Такое впечатление, что ее больше злит способ самоубийства, а не сам факт, подумал Шатов, доставая с полки початую бутылку коньяка и один из хрустальных стаканов. И это заявление о многочисленных приятелях!

– Вам сколько налить? – Шатов остановился возле тахты.

– Полный, – приказала Ирина.