– Извините. Анатолий Григорьевич, я вас побеспокоил не по поводу прицепа. Меня интересует другое происшествие, с Егором Исаевичем Чупиным.

– С химиком? – на лице старшего лейтенанта появилось какое-то странное выражение, нечто среднее между разочарованием и удовлетворением. – А что тут интересного?

– Я как раз и хотел узнать, что здесь интересного? Затем и приехал, – Шатов улыбнулся широко и дружелюбно.

Григоров налил себе еще молока, залпом выпил. Вытер ладонью губы. Движения у него все были уверенные, сильные, без суеты. Хозяйские.

– А чего тут узнавать. Прибежала ко мне его баба, Антонина. С криком, слезами. Я туда, к ним в хату. Они ее еще лет пять назад у родственников Петряевой купили под дачу. Петряева как раз умерла, и ее внуки хатку как раз и продали.

– Это когда было?

– В день, что ли, какой?

– Да, какого числа?

– Двенадцатого июня это было. Меня Антонина аккурат в одиннадцать часов с места сорвала.

– И что там?

– А ничего! Я туда лезть не стал. Глянул с порога – не дышит. И пошел вызывать из района людей. Они приехали через час. Все. Самого Чупина схоронили на нашем кладбище.

– А вы… – Шатов замялся. Что, действительно, спрашивать? Странности? Подробности?

– А вам не сказали потом, что именно там случилось?

– А что говорить? И так все понятно. Полез Егор за кислотой, она, банка, то есть, перевернулась ему как раз на голову. Не за столом будет помянуто. Я только мельком глянул – все равно потом три дня не ел, – Григоров покачал головой и налил себе еще молока.

– У вас очень внимательный взгляд, Анатолий Григорьевич. Цепкий такой.

– Что есть, то есть. Хочешь, скажу, какой номер на твоем документе, – хитро прищурился участковый.

– И какой?

– Номер у тебя тридцать седьмой, а сама бумага выдана полтора года назад. А на фотографии ты в клетчатой рубашке. Точно?

Шатов потрясенно кивнул. Затевая разговор о внимательном глазе собеседника, он хотел просто перебросить мостик к вопросам типа «а не бросилось ли вам что-нибудь в глаза».

– Вам ничего не запомнилось из обстановки? Каких-нибудь подробностей?

– Каких подробностей? Покойный Чупин лежал на животе, лицом… – Григоров дернул щекой, – головой к двери, метрах так в полтора…

– А не могли его, скажем, убить?

– А хрен его знает… – пожал плечами участковый. – Да кому он нужен, чтоб его еще убивать?

– Не знаю. Так не похоже?

– Не знаю. Дом у них на отшибе, если бы даже кто-то и пришел от леса – никто все одно не заметил бы. А через лес полчаса пехом – дорога. И вокзал.

– Понятно… Так что – могли.

– Могли. Только кто?

Теперь уже плечами пожал Шатов.

– То-то и оно, – тяжело вздохнул участковый.

– А жена… вдова его, где сейчас?

– Уехала. Сразу после похорон собрала вещи и уехала. Бабы говорили – к дочери. То ли в Сибирь, то ли аж на Дальний Восток. Дом, правда, не продала. Мне теперь лишняя морока – следить, чтобы не разворовали или не спалили. Еще есть вопросы, а то мне по делам идти нужно.

– Вопросы? Вроде бы все… – Шатов встал. – Пойду, наверное.

– Я тебя провожу, а то Черный не выпустит, – Григоров пошел вперед.

Спина его тоже была густо покрыта порослью.

– А скажите, – подчиняясь внезапному наитию, спросил Шатов, – не было возле мертвого бумажного дракона?

Участковый остановился и медленно обернулся:

– Чего?

– Дракона бумажного?

И снова на лице участкового появилось странное неопределенное выражение:

– Откуда у нас драконы?

– Так не было? – переспросил Шатов.