…Быть женой полицейского – судьба не из легких. Мало того, что муж редко бывает дома, так еще и вечно сталкиваешься с насмешками соседей. Правоохранителей традиционно не любят во всем мире. А выгод от такого замужества не очень-то и много.

Тридцатилетняя Татьяна, недавно вышедшая замуж за лейтенанта, служившего в ОВД, надеялась на счастье. Первый год было сложно. В городе ни родственников, ни своего жилья. Единственное, что Чиж предоставил молодоженам – так это комнатку в общежитии метизного завода. Из-за этого супруги даже не планировали заводить ребенка, откладывая это на потом. Все собирали деньги для первого взноса, чтобы получить кредит на квартиру. И перспектива эта казалась очень отдаленной.

Татьяна, как и большинство женщин, пилила мужа. Мол, посмотри, многие твои ровесники уже в собственных квартирах живут, на новых машинах ездят. А мы прозябаем в общежитии с удобствами в конце коридора. Ездим на разбитом «Гольфе», которому уже давно пора на свалку. А светлое будущее так и остается неопределенным.

Когда однажды, придя со службы, муж положил перед женой пятьсот долларов, она сперва испугалась:

– Откуда это?

– Лучше не спрашивай. Ты же сама говорила, что деньги нам нужны. Это наше будущее, наш ребенок. Теперь каждый месяц буду приносить. А там что-нибудь еще подвернется, – глядя мимо супруги, произнес молодой лейтенант.

– А если тюрьма?

– У нас все повязаны. Если бы не взял, пришлось бы со службы уйти. Тогда бы и комнатку в общежитии у нас отобрали.

Татьяна смирилась, хоть и ужасно боялась.

Приход Ларина на должность начальника ОВД внезапно изменил жизнь этой молодой семьи в лучшую сторону. Уже через неделю полковник Правдеев вручил мужу Татьяны ключи от служебной квартиры и пообещал, что в скором времени ему выдадут и льготный кредит на постройку собственного жилья.

Радости не было границ. И хоть квартира была небольшой, всего однокомнатной, но получили ее супруги сразу со всей необходимой мебелью. В тот вечер Татьяна взяла с мужа обещание, что он порвет с теми, от кого раньше получал деньги. Долго упрашивать молодого лейтенанта не пришлось. Он охотно дал обещание и сделал встречное предложение:

– Ты родишь мне сына.

– А если будет девочка?

– Значит, сын родится позже.

Но счастье – субстанция хрупкая, временами и недолговечная. Черный день настал и для этой семьи.

Вечером мужа, хоть у него и был свободный день, вызвали на службу. Он так и не успел натянуть на балконе веревки для белья. Прочный капроновый шнур остался лежать на тумбочке в прихожей. Когда точно вернется супруг, Татьяна не знала, а потому не спеша принялась готовить ужин. Картошка уже была почищена. Оставалось стереть ее на терке. Кухонным комбайном еще не обзавелись. И тереть приходилось вручную.

Покончив с картошкой, Татьяна почистила большую луковицу, поскольку знала рецепт своей матери – чтобы картофельные блинчики получились светлыми и золотистыми, нужно в картофельное тесто стереть еще и репчатый лук. Глаза слезились. Луковица выскальзывала из мокрых пальцев. Рука соскочила, и Татьяна поранила большой палец о терку. Тут же приложила его к губам. И в этот момент коротко, трижды чирикнул домофон.

Так по-свойски, по-домашнему мог сообщить о своем приходе только муж. Женщина наскоро вытерла руку полотенцем, выбежала в прихожую и сняла трубку домофона.

– Ты уже вернулся? Поднимайся, – бросила она в микрофон радостное и сразу же вдавила кнопку.

Короткий писк засвидетельствовал, что входная дверь в подъезд разблокировалась. Из динамика донеслось что-то невразумительное, типа «хм», «ум», и тяжелые уверенные шаги. Женщина провернула ключ в замке, чтобы не бегать второй раз, открывая дверь в квартиру. И вернулась на кухню, чтобы поскорее закончить с ужином.

Входная дверь скрипнула.

– Я на кухне, дорогой! – крикнула Таня, вытирая локтем вспотевший лоб, и принялась ожесточенно дотирать ненавистную, пробирающую на слезы луковицу.

Она не успела обернуться, когда сзади ладони легли ей на глаза.

– Не надо, дорогой, ты же видишь – у меня руки в луке перепачканы. Дай приготовить ужин.

Внезапно вновь скрипнула входная дверь. Послышались тяжелые шаги. Татьяна почуяла неладное, дернулась. Но мужчина, стоявший сзади, уже крепко держал ее.

– Сучка ментовская, – зашипел он ей в ухо гнусавым голосом, – только попробуй пикнуть – придушу.

– Да тут и веревка в прихожей лежит, – раздалось хрипло-радостное.

Страх парализовал женщину. Она даже не сразу поняла, что ее тащат с кухни в прихожую. И только когда увидела желтые прокуренные зубы – единственное, что было видно из-под козырька натянутой по самые брови бейсболки, стала сопротивляться. Но тут же получила два увесистых удара по лицу.

– Заткнись, дура. И кусаться не вздумай.

– Кто вы такие? Что?.. – И вновь последовал удар в лицо.

Гнусавый и хриплый с идиотскими шутками-прибаутками срывали с нее одежду. Голую и беззащитную бросили на кровать. Толстый капроновый шнур обвил лодыжки и запястья. Двое ублюдков ловко привязали Татьяну к спинкам кровати, растянув руки и ноги в форме буквы «Х». Она дергалась, но ничего не могла поделать. Петли на руках и ногах от этого только туже затягивались.

Гнусавый погасил свет в комнате, задернул шторы. Хриплый затыкал ей рот ладонью. Татьяна слышала, как в полумраке гнусавый ублюдок раздевается. Затем он неспешно подошел к кровати и навалился на женщину. Татьяна ощутила, что все его тело густо покрыто жесткими волосками. Она не могла ни крикнуть, ни сбросить насильника с себя. Она даже не могла ударить его головой. Хриплый крепко держал ее за волосы.

Когда казалось, что изнасилования уже не избежать, гнусавый внезапно слез с женщины и стал одеваться. Его подельник пригнулся к Татьяне и, тщательно выговаривая каждое слово, произнес шепотом:

– Если твой муженек не вернется к прежнему, то вернемся мы. И тогда уже трахнем тебя по полной программе, во все дыры. Да так, что зашивать придется. Так ему и передай. Вы ж, кажется, ребенка завести решили?

Татьяна разрыдалась. Ублюдки неторопливо покинули квартиру, щелкнул замок…

…Сержант Горошко возвращался со службы пешком. Любил прогуляться. Чтобы, как всегда, срезать путь, он свернул в парк. Редкие фонари освещали аллейку, кое-где украшенную по прихоти ландшафтного дизайнера крупными валунами. Правда, почему-то коммунальщикам пришло в голову выкрасить эти валуны масляной краской. Вот и лежали на зеленой траве развеселые синие, красные, желтые камни. Когда сержант миновал старое дерево, от его ствола беззвучно отделились две коренастые тени. Горошко даже обернуться не успел, как его по темечку ударили пластиковой бутылкой, туго набитой песком. От такого удара не остается следов, а вот сознание выключается мгновенно.

– Вырубили? – раздалось хриплое.

– С первого удара. Чисто сработали, – прозвучало в ответ гнусавое. – Водку давай.

Хриплый ублюдок повернул бейсболку козырьком назад, вытащил из кармана бутылку дешевой водяры, свернул пробку. Его подельник открыл бесчувственному сержанту рот. Спиртное тонкой струйкой потекло в глотку.

– Повыше его держи, чтобы не захлебнулся. Нам это на хрен не надо.

Когда всю водку влили в сержанта, пустая бутылка вновь исчезла в кармане. Ублюдки подтянули Горошко к валуну, выкрашенному красной краской, и сильно ударили затылком. В тишине ночного парка зловеще разнесся противный звук хрустнувшей кости.

– Ну, вот и порядок. Все, как и заказывали, – прозвучало гнусавое. – Шел себе пьяный мент, оступился