Однако Иван отметил, что никто из молодых командиров не ответил сочувствием и майору. Большинство из них словно бы призадумались.
Обезображенное лицо этого беспокойного незнакомца с налитым кровью и неприятным глазом чем-то притягивало Ивана. Он только на миг оторвал взгляд от дороги и снова уже отыскивал забинтованную голову; он даже как-то забеспокоился, не сразу найдя этого человека в веренице пехотинцев, шагавших вверх по шоссе… Но вот он, «тот», подошел к колонне танкеток, вошел в группу водителей, вот он просто, по-свойски, потянулся за «круговою» фляжкой, взял ее от соседа, встряхнул и что-то сказал, отчего все вокруг засмеялись.
Сам не сознавая того, Иван ревниво следил за каждым движением этого человека, поднимаясь следом за ним на пригорок. Вот незнакомец вынул кисет и стал свертывать папиросу. Водители танкеток окружили его, закуривали, а он что-то им говорил, указывая в сторону моста. Бойцы вместе с ним с минуту что-то живо обсуждали и вдруг побежали к своим машинам. Но как раз в этот миг радостные крики «ура» вырвались из толпы на мосту. Застрявшее орудие вздрогнуло, клюнуло носом, потом высоко задрало свой хобот, наконец медленно, будто нехотя, выровнялось и, движимое измученным «Челябинцем», сползло на обочину дороги, освобождая проезд всему скопищу.
Спустя минуту регулировщик с красным флажком уже стал у злополучного пролома, и через мост, объезжая его, покатился поток машин…
Иван стоял у дороги, следя за движением, чтобы не пропустить свою типографию в этой гудящей лавине.
Машины несло, как щепки в бурном потоке. Проезжая мост, они набирали скорость и мчались, выстраиваясь в четыре ряда.
Автоколонна штаба дивизии словно бы провалилась. Исчезла! Как это вышло? Должно быть, она протекла через мост раньше, чем Иван рассчитывал, и раньше, чем начал вглядываться в поток, силясь найти свою машину в громаде грохочущего и ревущего транспорта. Пройти обратно через мост, навстречу этому неудержимому движению, не было никакой возможности.
Иван в течение долгого времени не покидал своего поста у дороги. Прошло уже, может быть, с тысячу разных машин, а скопление их на том берегу все не рассасывалось. Какая-то нелепая надежда на то, что машины дивизии все еще не прошли, удерживала Ивана на месте.
— Во-оздух! Во-оздух! — послышались вопли, словно крики погибающих в море.
В небе опять обозначились черные точки. Они летели оттуда же, но это были уже не галки. Они шли ровным строем вдоль большака, навстречу движению, направляясь к мосту, они явно летели бомбить переправу и всю бестолковую человеческую сутолоку…
Автомашины начали круто сворачивать, отваливаясь от дороги, через кочки, пни, рытвины и кустарники ринулись в лес. Побежали с дороги и люди.
Иван тоже бросился прочь, но не побежал далеко вперед, а тут же, у берега, возле моста, влетел в кучу деревьев и затаился под кроной высокой березы.
Неожиданно он услышал спокойный, отчетливый возглас над головой:
— Повернули! Должно быть, к железной дороге заходят.
Иван поднял голову. Почти на вершине березы на дощатых подмостках в листве удобно пристроился красноармеец.
«Наблюдатель», — понял Иван.
И тут он почуял дразнящий запах горячего варева и ощутил нестерпимый голод.
в ту же минуту чей-то голос пропел в кустах шутливую пародию сигнала к завтраку.
— Батарея, в ложки! — весело скомандовал другой голос.
— Федя, посматривай, чтобы за завтраком нас не накрыли! — крикнули снизу.
— А мне за то гущи с мясцом побольше! — с беззаботной веселостью отозвался с дерева наблюдатель.
Поднялось солнце.
За кустами Иван разглядел походную кухню, из которой раздавали горячий завтрак. Повар щедро наполнял котелки, подставляемые бритыми, подтянутыми красноармейцами.
В свежем утреннем воздухе распространялся запах вареного мяса. Бойцы по-деловому жизнерадостно и с аппетитом насыщались.
Балашов завистливо поглядел на них и, не очень уверенно приблизившись к старшине, объяснил, что он тут, на переправе, отбился от своей колонны машин. Он спросил, не найдется ли у них лишней порции.
— Ничего, покормим, старший сержант, — доброжелательно отозвался тот. — Там будет у нас черпачок? — обратился он к повару.
— У меня котелка нет, — несколько растерянно сказал Балашов. — Все в машине, а машина ушла, пропустил ее как-то…
— Бойцы дадут, — просто ответил повар. — Пробьемся к своим — тогда все найдем свои части, машины и котелки.
Повар не пожалел Балашову каши с мясом, положил перед ним щедрый ломоть хлеба. Иван уже поднес ложку ко рту.
— Минутку, товарищ! — остановил его повар, протягивая кружку. — Наркомовские сто грамм!
«Сто грамм», горячее варево, хлеб и человеческая теплота согревали Ивана. Спокойствие бойцов передалось и ему.
Откуда-то издалека доносился тяжелый гул взрывов, удары зениток. По шоссе продолжала опять катиться нескончаемая вереница машин, а эти бойцы тут были как дома, словно их не касалось это всеобщее стремление мчаться вдоль по дороге.
— Хозяйственные вы! — сказал Иван, с благодарностью возвращая старшине котелок.
— У нас всегда все хозяйство сохранно, — ответил старшина с достоинством доброго хозяина.
— Вы хозвзвод? — поинтересовался Балашов.
— Зенитная батарея, не видишь?
— И пушки все целы? — недоверчиво спросил Иван, который только что на дороге со всех сторон слышал жалобы об утрате техники.
— Да мы же на огневой! Ты разуй-ка глаза! — даже обиделся старшина.
Только тут Иван разглядел между деревьями замаскированные стволы зениток, а в стороне, под ветвями елок, снарядные ящики.
— Недавно на фронте, товарищ старший сержант? — спросил старшина, угадав новичка по облику или поведению Балашова.
— Только что отозвали из ополчения в действующую дивизию. Да в тот же день, как я прибыл, и началось вот такое…
— Ничего, старший сержант, ты духом не падай, уж такая эта война! Нашему дивизиону уже два раза случалось беды хлебнуть!
— После таких переделок многие части на формировку отводят в тыл. У меня земляк один после Минска два дня с женой дома прожил! — с завистью вставил повар.
— Воздух! — раздался предупреждающий голос с вершины березы.
— Воздух! — повторилось, как перекличка, по ближним и дальним кустам.
— Густо фашист идет нынче! — заметил кто-то.
— К орудиям! К бою! — послышался властный голос.
Низкий, давящий гул, вибрируя, стелился над дорогой и над опушкой леса.
Фашистская эскадрилья бомбардировщиков с наглой беспечностью низко плыла вдоль дороги, по- хозяйски выбирая мишень для бомбежки. Видно, гитлеровцы не торопились сбросить свой губительный груз