улыбнуться. — И о твоей кошке. Андреас говорил, ты любишь кошек.

— Очень. Нередко предпочитаю их людям. Они столько знают! Только не рассказывают.

— Что ты имеешь в виду?

— Если бы кошки могли говорить, у нас, полицейских, не было бы проблем. — Он заметил ее неуверенную улыбку. — Это собственная моя шутка. Так что же насчет прогулки? Можно устроить как- нибудь в обеденный перерыв, на неделе, когда я дежурю. Я был бы очень рад.

— В понедельник?

— В понедельник.

— Милый Нико. — Она поднялась, перегнулась через стол и легонько чмокнула его в щеку. Тяжелая грудь коснулась его руки. На одно мгновение, но этого было достаточно. Он успел оценить ее мягкость и округлость, гладкость кожи, представил ее обнаженной. — Береги себя.

— Да, и еще, София. Совсем забыл в этой суматохе в последние дни. Тебе не попадались дома фотографии или негативы? Они могли завалиться за кровать. Андреас думал, случайно выпали, мы как раз собирались их поискать в тот вечер, когда его убили.

— Нет, — сказала она, прикидываясь удивленной, — не попадались, я нынче утром сделала полную уборку.

— Ладно, скажи мне, если Вдруг найдутся.

— Обязательно. До понедельника!

Она вышла, оседлала свой мотоцикл, затесалась в поток машин.

Он заплатил по счету и пошел в управление, забавно вскидывая ножки в коротеньких брючках, болтающихся высоко над белыми носками.

Капитан Легакис слишком хорошо себя знал, иначе подумал бы, что влюбился.

Каким странным и непривычным предстал перед Эвери по возвращении Лондон — туманный, унылый, зажатый в тисках экономического спада, готовящийся к войне, которую теперь все считали неизбежной.

Как странно и непривычно было без Мегги. Уже развешивали рождественские гирлянды, зажигались огни, но волнующая предпраздничная атмосфера тоже казалась Эвери странной и непривычной.

Он привык видеть, как Мегги хлопочет с подарками и поздравительными открытками, суетится, не успевая испечь сладкие пирожки, приходит в отчаяние, готовя костюм для рождественского представления в госпитале, волнуется, как сложится график дежурств на Рождество…

Теперь он привыкал постоянно видеть рядом с собой свою тень — Джерри Фокса.

— А где миссис Мег? — был первый вопрос, которым Флойд встретил входящего в павильон Эвери.

И он беззаботно ответил:

— Она ненадолго задержится в Греции, мы там познакомились с одной английской супружеской парой, владельцами виллы. Ей надо отдохнуть.

Рот менеджера широко раскрылся от удивления при виде Фокса, разглядывающего выставленные на продажу машины.

— А это кто, Макс?

— Джерри? Он немножко у нас поработает.

— Он? — не поверил своим ушам Флойд. — Что он понимает в технике? Нам надо сокращать штат, шеф, а не увеличивать.

Эвери заставил себя улыбнуться.

— Он будет работать бесплатно. Займется одним небольшим дельцем, которое нам подвернулось.

— А меня вы не собираетесь посвятить в это дельце?

Эвери похлопал пальцем по носу.

— Извини, Флойд, это маленький секрет. Я открою его тебе, когда станет ясно, что получается. — Он быстро сменил тему. — Как Джош? Надеюсь, он вас не замучил?

— Да нет, замечательный парень. Ровена к нему привязалась.

— Так она согласится оставить его у себя еще на какое-то время?

— Надолго?

— Не знаю, Флойд. На несколько дней или недель…

Менеджер наморщил лоб.

— Макс, что случилось? Все в порядке?

— В полном порядке, лучше не бывает.

Вечером он, с Фоксом на буксире, отправился к Флойду взглянуть на ребенка и огорчился, видя, что малыш проявил интерес не столько к нему, сколько к светловолосому ирландцу. Как странно было видеть террориста, который ползал на четвереньках среди разноцветных кубиков, издавал дикие звуки и корчил смешные рожи, к радости и удовольствию лепетавшего что-то Джоша.

— Детей я всегда любил, — признался Фокс позже, вернувшись в квартиру Эвери, где сразу освоился, как у себя дома, — хоть своих у меня никогда не было.

— Женишься, будут.

— Кому я нужен?

— И то правда.

Жизнь рядом с Фоксом сразу же стала адом. Долгие годы Эвери привыкал к этой дружбе без взаимности, учился терпеть и не выдавать полное отсутствие теплых чувств со своей стороны, но сейчас пребывал в постоянном раздражении. Полуграмотный неотесанный парень умудрялся окрашивать почти каждую фразу в сальный и непристойный оттенок. Гостиная через пару дней оказалась заставленной банками с пивом и картонками с едой, запасы пополнялись быстрее, чем Эвери успевал их опустошать. Из каждого угла со страниц разбросанных Фоксом эротических журналов скалились в нарочитых улыбках голые девицы, и Эвери казалось, что они потешаются над ним.

Выхода не было, он начинал испытывать приступы клаустрофобии. Фокс с омерзительной точностью выполнял инструкции Мойлана, ни на миг не оставляя его одного, ни дома, ни в павильоне, ни в каком-либо другом месте, когда они отправлялись выполнять очередной заказ из списка Временного совета.

Порой его присутствие осложняло контакты Эвери с преступным миром. Но Фокса это нисколько не волновало. Мойлан возвысил его, оказал доверие, посвятил его в тайну. Фокс искренне наслаждался своим новым статусом.

Хуже всего было то, что Эвери оставался в неведении, последовала ли Кларисса его совету, сумела ли убедить британское и американское правительства захватить яхту «Король Солнце».

Если бы только можно было связаться с ней, узнать, что решили Лондон и Вашингтон. Но рядом с осточертевшим и неотступным Фоксом он ничего не мог сделать. Он не успевал вытащить из тайника в двери конторского шкафа свой шифровальный блокнот. А когда сказал, что отправляется в библиотеку, Фокс увязался за ним. Не представлялось возможности даже воспользоваться авторучкой с бесцветными чернилами.

Одно утешало — сознание, что где-то рядом рыщет Брайан Хант со своей командой, что дом и офис держат под наблюдением. Слабое утешение, ибо он понимал, что они не рискнут выйти с ним на связь, а сам он сделать это не в силах.

На третий после возвращения вечер, когда Эвери, погруженный в свои мысли, лежал дома в двуспальной кровати, на него вдруг нахлынула тревога. Он не мог вызвать в памяти образ Мегги, как ни старался. Раньше она сразу вставала у него перед глазами, а теперь он вскочил и кинулся к шкафу за семейным альбомом. Лихорадочно перелистывая страницы, отыскал фотографию, увидел задорно улыбающееся дерзкое мальчишеское лицо, обрамленное массой черных кудрей, и почувствовал облегчение. «Моркамб. Лето 1988 г.». Веселые каникулы, когда он услышал новость. Новость о Джоше. Никогда она не была счастливей, никогда не была красивей, чем в тот момент.