— Абдулла на Мальте говорил, боятся, что ЦРУ следит за каждым их шагом, — напомнил Корриган.
Эвери продолжал читать:
— Ну, в конце тут обычная арабская риторика — «иншалла»[41] и прочее. И подпись: «Ахмад».
— И да усеют плечи Ахмада блохи с тысячи верблюдов, — пробормотал Корриган.
Продолжая слушать, Монк потянулся к телефону и связался с контрольным пунктом. Ответил Хант, и он сказал:
— Брайан, контакт установлен. Встреча назначена на десять ноль-ноль.
— Где?
— В Национальном парке.
— Мы выезжаем.
Глава 11
В тот день события развивались быстро.
Монк стал свидетелем бурной ссоры между Эвери и Мегги. Эвери объяснял, что должен идти с Мойланом и Корриганом на важную встречу и ей ничего не остается, как осматривать город одной. Оставив ее замкнувшейся в угрюмом молчании, он присоединился к своим компаньонам внизу в вестибюле.
На улице стояла невыносимая духота, небо застлали тяжелые тучи. Однако перемена погоды никак не отразилась на боевом духе афинских водителей. Машины по-прежнему громыхали по улицам нескончаемым бесстрашным потоком. Стаи мотоциклистов с болтающимися вопреки предписаниям за плечами шлемами виляли на огромной скорости, задевая автомобили, заставляя дико гудеть такси, мешая неповоротливым «Икарусам».
Осторожно минуя перекресток за перекрестком, повинуясь сигналам светофоров, трое мужчин продвигались к Национальному парку, быстро перебегая дорогу перед самым носом визжащих машин.
Но стоило им ступить за ограду парка, как рев транспорта превратился в глухой гул. Они очутились в другом мире, зеленом и тихом. Перед ними стеной вставал лес, вечнозеленые деревья поглощали городские шумы. Тропинка вилась по ровным полянам среди пышно разросшихся кустов, в которых распевали птицы, радуясь обретенному в афинском аду райскому пристанищу.
— Кошки, — заметил Корриган, — кругом эти чертовы кошки!
Истинная правда. Кошки важно переходили им дорогу, с неодобрением наблюдая за вторжением людей; кошки выскакивали, словно из-под земли, ловя грызунов и зазевавшихся птиц; кошки с загадочным видом сидели на ветках; множество кошек слонялись, как бы прислушиваясь, возле компаний стариков, усевшихся на скамеечках под деревьями, чтобы обменяться последними сплетнями. Из каждой тени светилась пара глаз, бдительных и всевидящих.
Последний поворот дорожки привел их к уединенному круглому бассейну с рыбками, окруженному оградкой из рустованного камня.
— Никого, — оглянулся Мойлан. — Это здесь?
Эвери развернул карту.
— По-моему, здесь.
— Понятно, почему они выбрали это место, — сказал Корриган, заглядывая в бассейн, на дне которого поблескивали золотые рыбьи чешуйки. — Подальше от любопытных глаз.
Они прождали десять минут сверх назначенного часа, прежде чем появился присланный для контакта молодой человек лет двадцати. Он с наигранной беспечностью шагал по дорожке, засунув руки в карманы бежевого пиджака, под которым была рубашка без галстука. Коричневатый цвет кожи, прямые черные волосы выдавали уроженца Ближнего Востока.
Через каждые несколько шагов он останавливался и осматривался по сторонам, бросал взгляд вверх на деревья, словно ища поющих птиц.
Поравнявшись с ними, юноша вдруг обернулся и что-то произнес на языке, понятном одному только Эвери, который ответил:
— Да, мы друзья Али Абдуллы. А вы?
— Я — Ахмад, — сказал молодой человек, нервно кривя губы.
Эвери заметил, что с противоположной стороны возле бассейна появился еще один человек арабского типа, держа в руках что-то похожее на фотокамеру «Полароид».
— В чем дело, Ахмад? Вы знаете того мужчину?
— Слушайте, — шепнул ливиец, — идите в ресторан на горе Ликавиттос. Эта дорожка как раз вас туда приведет. В фуникулер не садитесь. Будьте там в час к обеду. Понятно?
— Понятно.
Ахмад неожиданно отскочил, а араб у бассейна вскинул фотоаппарат. Послышался щелчок и жужжание.
Мойлан насторожился.
— Что он сказал, Макс? Чего он хочет?
Эвери повернулся было к Ахмаду, но тот уже поспешно ретировался. Араб за оградкой бассейна нырнул в тень.
Мойлан заволновался.
— Макс, что происходит?
— Похоже, нас пригласили на обед.
Над его головой плешивая кошка наблюдала за ними, уютно угнездившись в кроне дерева, тараща глаза и навострив уши.
Гретхен Адамс следила за происходящим в восьмисотмиллиметровый объектив «Олимпус» с преобразователем, лежа в густой траве на дальней стороне бассейна.
Когда троица двинулась обратно в гостиницу, они с Базом пошли следом, любовно держась за руки. Неподалеку от отеля «Эродиан» у бровки тротуара прямо перед ними остановился непримечательный «фольксваген-пассат». За рулем сидел Джим Бакли, а Брайан Хант, перегнувшись через спинку переднего сиденья, распахнул заднюю дверцу.
Парочка юркнула в машину.
— Ну? — спросил Бакли.
— Встретились с парнем, похожим на араба, — ответил Баз. — Обменялись парой слов, потом другой араб их сфотографировал.
Гретхен вытащила из камеры кассету и отдала шефу.
— Поснимали друг друга, — недовольно сказала она. — Конечно, не всех. Меня они не заметили, зато я не смогла поймать араба с фотоаппаратом.
— Дерьмовое дело, — согласился Баз. — Они выбрали место, где невозможна слежка. Мы с Гретхен стояли в кустах на четвереньках. Рядом полно народу, все молча глазели, когда мы выползли в паутине и сухих листьях.
— Думаешь, полный ноль? — требовательно спросил Бакли.
— Нет, не думаю, — ответил Баз. — Я подставил направленный микрофон, только качество поганое, жутко фонит.
— О чем они говорили?
— Они разговаривали по-арабски, — пояснил Баз, вынимая спрятанный в спортивной сумке кассетник. Он нажал кнопку и послышалось бормотание, почти неразличимое в шуме листвы и щебете птиц.
Хант навострил уши.
— Гора Ликавиттос… Ресторан?
Гретхен кивнула.
— Есть там два заведения. Ресторанчик и столовая самообслуживания.
