событий, то и дело просит совета. Подозреваю, что главным образом из-за моих сохранившихся контактов со старыми военными друзьями, кое-кто из которых занимает нынче высокие посты в греческой разведке. — Филпот потянулся погладить кота, тот довольно замурлыкал и прищурился, уставившись на фотографии. — Расскажите мне, что сказал аль-Ариф?
Хант пожал плечами.
— В основном задал кучу общих вопросов. Я слушал запись, правда неважного качества, но похоже, он просто выяснял, кто они такие. А в заключение предложил свести их с судовладельцем из Пирея. К сожалению, мы не узнали его имени.
— А! — воскликнул Филпот. — Все сходится, теперь вижу! Конечно, иракцы велели аль-Арифу прощупать Мойлана и ваших ребят, прежде чем передать их дальше по инстанции. Пожалуй, тут я вам помогу. Ставлю фунт против пенни, что этого агента зовут Халед Фадель.
— Откуда вы знаете? — спросил Бакли. — Простите, если это вопрос неуместный.
Филпот посмотрел на него своими блеклыми голубыми глазами.
— Вам, мой мальчик, должно быть известно, что и американцы, и мы совершили ужасную ошибку — укрепили военную машину Саддама Хусейна во время ирано-иракского конфликта,[43] желая выбить почву из-под ног исламских фундаменталистов… Так вот, многие тайные поставки оружия шли тогда через Халеда Фаделя. Процветающий и, я бы сказал, уважаемый столп общества, прекрасный компаньон для выпивки. — Он улыбнулся, обнажая старческие зубы и слабые десны. — Только я убежден, вы обнаружите, что он заодно и главный агент Эстикбары в Афинах.
Бакли просиял.
— Понял! Стаффорд, вы — гений!
Аристотель с любопытством смотрел на трех улыбающихся мужчин.
На следующее утро, когда Мойлан, Эвери и Корриган выходили из отеля, чтобы сесть в поезд, идущий в Пирей, команда сопровождения была уже на месте.
В соседнем с компанией Мойлана купе могучий шотландец Вильерс и юный Рейд не могли нарадоваться существенно усовершенствованной связи — прошлой ночью Баз в баре гостиницы тайно сунул Корригану авторучку-передатчик.
Запись на покоившийся в сумке Рейда магнитофон шла беззвучно, но одновременно он мог слушать разговоры через крошечный наушник телесного цвета, скрыв проводок под курткой. Он уже знал, что, хотя Эвери вчера обедал вдвоем с Мегги, она продолжала злиться на перспективу провести еще один день в одиночестве, предоставленная самой себе.
Когда компания Мойлана вышла наконец из пирейского вокзала, из припаркованной на стоянке машины выбрались Лютер Дикс и Брэд Карвер и пешком побрели следом. В машину сели Вильерс и Рейд и направились к офису агента судоходной компании Халеда Фаделя.
Дикс и Карвер шагали по разным сторонам улицы, один позади, другой намного впереди объектов слежки, которые двигались по обсаженной пальмами набережной третьего по величине средиземноморского порта. Здесь, в самом сердце процветающего греческого морского судоходства, солидно и деловито покачивались на своих стоянках круизные лайнеры и курсирующие между островами пароходы.
Потом Мойлан со спутниками свернули на Георгиу, широкую улицу с магазинами, которая перерезала мыс и выходила к заливу Лимин-Зис. В отличие от главного порта эту гавань окружали жилые кварталы. Сотни частных яхт всевозможных форм и размеров теснились у набережной, их мачты подпрыгивали вразнобой под крепкими порывами зимнего ветра, дующего с сурового моря.
До подхода компании Мойлана Вильерс и Рейд остановились под купой деревьев, откуда хорошо просматривался офис Фаделя. Ничто не привлекло их внимания к фургону «мерседес», выкрашенному в белые и синие полосы и принадлежащему государственной телекоммуникационной компании, который стоял метрах в тридцати поодаль. Им и в голову не пришло, что фургон подключен к ближайшему телефонному коммутатору и оснащен мощной телескопической камерой.
Точно так же и три пассажира фургона не имели никаких оснований подозревать припарковавшихся рядом трех англичан.
На самом деле лейтенант Андреас Грутас из полицейского отдела по борьбе с терроризмом не собирался с особым рвением следить за районом гавани, куда его послали на дежурство. Апатия молодого полицейского была симптомом давно поразившего весь отдел недуга. Многолетние неудачные попытки внедриться в крупнейшую в стране террористическую организацию — «Движение Семнадцатого ноября» — породили глубокое разочарование и пораженческие настроения. Иногда ему даже казалось, что он предпочел бы стать регулировщиком уличного движения, нежели охотником на киллеров-террористов.
Но сейчас под нажимом американцев его посадили на хвост уважаемому иракскому бизнесмену, который то ли имеет, то ли нет какие-то связи с разведкой Саддама Хусейна, которая, в свою очередь, ровно ничем не угрожает его собственной стране.
По мнению Грутаса, ради этого вовсе не стоило ни свет ни заря вытаскивать его зимним утром из теплой постели подружки. Только преданность боссу, Нико Легакису, не позволила ему сказаться больным.
Он любил Нико и уважал его. Истинный король полицейских, несмотря на маленькую лысую головку и бледное крысиное личико с торчащими усами, Нико, даже в своих коротеньких штанишках, был настоящим профессионалом. Иногда Грутас думал, что Нико Легакис — единственный человек в отделе, который серьезно относится к работе.
У офиса Халеда Фаделя задержались трое мужчин, вытащили какую-то бумажку, посмотрели на номер дома.
Верный долгу Грутас подключил тройной кабель, поправил линзы камеры, навел фокус, нажал на кнопку. Раздались три щелчка. Хватит. Он сильно сомневался, чтобы хоть кто-то в отделе удостоил снимки беглым взглядом.
— Кажется, здесь, — решил Мойлан.
Стеклянная дверь была зажата между кафе и магазинчиком, торговавшим одеждой для яхтсменов. Крутые ступеньки вели в офис, располагавшийся на первом этаже. В приемной греческая матрона- секретарша с выкрашенными хной волосами и огромными золотыми серьгами поливала растения в горшках.
— Кон Мойлан к господину Фаделю.
Она сладко улыбнулась.
— О да, он вас ждет. Сюда, пожалуйста.
Из окна офиса Халеда Фаделя открывалась панорама продуваемой ветром гавани. Под ногами расстилался сливочного цвета ковер, гармонирующий с бежевыми стенами, украшенными морскими пейзажами. Вся прочая обстановка офиса представляла собой сочетание мягкой черной кожи, хромированного металла и дымчатого стекла.
Сам Фадель сыпал из пакета гранулированный корм в гигантский аквариум с тропическими рыбками, возвышающийся позади стола.
Когда секретарша доложила о посетителях, он выразил искреннюю радость.
— Пожалуйста, пожалуйста, пожалуйста, — говорил Фадель, указывая на длинный бархатный диван.
Он был маленьким, худеньким, в черном, сшитом на заказ костюме, который сидел на нем как влитой. Держался нервно и словно все время извинялся за то, что все не так хорошо, как хотелось бы. На вид около пятидесяти, коротко стриженные черные волосы блестят от бриолина, физиономию украшают маленькие усики на манер Саддама Хусейна.
— Мой друг Нассир считает, что я могу вам помочь, — сказал он, опускаясь в кресло и подпрыгивая на сиденье.
Мойлан внимательно разглядывал его, ожидая, пока он угнездится.
— А я считаю, что это мы вам можем помочь. Мы приехали с предложением.
— Ах да. — Он наконец перестал ерзать, маленькие темные глазки насторожились. — Как вам понравилось на Мальте?
Ирландец пропустил вопрос мимо ушей.
