низко над самой водой, винты взбивали фонтаны брызг.

Мойлан чертыхнулся и повернулся к ней.

— Не бойся, я их сейчас отпугну. — Он помахал пистолетом. — Тащи из сумки видеокамеру!

— Ты смеешься? В такой момент?

— Давай! — заорал он. — Иракцам нужны доказательства, чтобы продемонстрировать их всему миру. Это условие сделки.

Он собирался спокойно заснять сцену взрыва с британского военного кладбища — что ж, снимет с катера, только обязательно сделает это.

Пока Мегги пыталась открыть сумку, он трижды выстрелил в надвигающийся вертолет. Пули пролетели мимо. Однако вертолет чуть замедлил ход и стал осторожно описывать круги, словно подкрадывающаяся кошка.

Мегги вытащила камеру.

— Умеешь с ней обращаться?

Она отрицательно помотала головой.

— Дай сюда, — нетерпеливо бросил он, — и садись за руль.

Они осторожно поменялись местами в сильно раскачивающемся с выходом в открытое море катере. Теперь Мойлану хорошо виден был вертолет, снова надвигающийся на них.

Положив камеру на банку, вытащил маленький цилиндрический передатчик, вытянул телескопическую антенну.

Пилот подвел вертолет поближе и снизился, подняв настоящий водоворот. Мойлан понял, что катер задумали перевернуть.

Он протянул Мегги «взор» и горстку патронов.

— Можешь зарядить? Когда-то ты быстро справлялась, я помню.

Сам же поспешно включил камеру, убедился, что она работает, поднял ее одной рукой, зажав в другой передатчик.

— Как хорошо снова быть вместе с тобой, мышка-норушка. Я рад, что ты не забыла ни нашу идею, ни то, чему я когда-то тебя учил.

Его указательный палец лег на кнопку передатчика.

Шум вертолета усилился, винты ревели невыносимо, вода захлестывала катер.

— Стреляй в это дерьмо! — закричал Мойлан, вдруг испугавшись, что они слишком медлят.

— Макс тоже меня кое-чему научил, — проговорила Мегги. — Сейчас я это поняла.

— Что? — не расслышал он.

— Я поняла, какой была его жизнь. Жизнь во лжи. Ради того, чтобы бороться с такими подонками, как ты. — Она подняла «взор». — Он любил меня, слышишь, мразь? Любил!

В вертолете не услышали ни ее крика, ни выстрелов, когда она выпустила всю обойму в грудь Мойлана.

Передатчик выпал у него из руки, покатился и нырнул в бурлящую воду.

Сквозь пену и капли воды на стекле кабины Нико Легакис не видел мертвого тела мужчины. Только женщину, вставшую во весь рост у руля с дымящимся пистолетом в руке.

Теперь он понял, что ему выпал шанс и надо воспользоваться им. Уничтожить сообщницу Софии Папавас. Удалить раковую опухоль, которая столько лет разъедает его страну.

Он почувствовал, как дрогнул в руке револьвер, и увидел облачко дыма, растаявшее в воде.

Все было кончено.

Когда вертолет снова сделал круг, Легакис решил, что ему посчастливилось одним выстрелом уложить обоих беглецов. И ощутил немалую гордость, вглядываясь в катер, который все еще мчался по водам Средиземного моря, как будто был живым существом, наделенным собственной волей.

Он думал, что, может быть, даже получит медаль за честно исполненный сегодня долг.

Через две недели более миллиона человек начали битву в пустыне за освобождение Кувейта от тиранической оккупации Ирака, возглавляемого Саддамом Хусейном.

Она продолжалась ровно сто часов. И увенчалась победой союзников.

Но двое мужчин, слушавших новости по радио в лимузине на пути из штаб-квартиры ЦРУ в Лэнгли к Белому дому, знали, что ее исход мог быть совсем иным.

— Вы должны были мне рассказать, — заметил Уиллард Фрэнкс.

Лу Корриган пожал плечами и зажег сигару, несмотря на табличку с просьбой не курить.

— Я сомневался. Точно не знал, что получится, если сунуть паяльник в боеголовку. И не знал, не проверит ли Мойлан еще раз снаряды с бациллами. Он, должно быть, сам их жутко боялся.

— Все же надо было мне сообщить, — повторил Фрэнкс.

Корриган снова пожал плечами.

— Значит, сработало? Три снаряда упали и не взорвались?

— Один треснул, — пояснил Фрэнкс, — но эффект нулевой. В тот же день прибыли бригады дезактиваторов. Споры не разлетелись, бетон легко отмылся. Другое дело, если бы бомбы разорвались в воздухе. Могу сообщить, что с плеч президента свалился тяжелый груз. Особенно после поимки ирландских мерзавцев, которые пытались пробраться на кухню и в столовую Сената. Если бы вы с Эвери нас не предупредили, им бы это удалось. Кухни не слишком-то хорошо охранялись. — Он смотрел вперед на бетонное покрытие столичного шоссе. — И в Англии то же самое. Не так уж много паромов сменили владельцев за это время, так что информация Эвери позволила ухватить нужную ниточку. Речная полиция на Темзе взяла двух парней Мойлана на месте преступления, когда они прилаживали к мачте аэрозольный генератор.

— Об этом ничего не сообщали, — заметил Корриган.

— Черт побери, Лу, конечно, не сообщали. Все держится в полной тайне. Если бы это вышло наружу, общественность и пресса все равно заставили бы нас отказаться от «Бури в пустыне». Как я уже сказал, президент хочет лично пожать вам руку. Он даст вам десятиминутную аудиенцию.

Корриган пожевал сигару.

— Неужели он так мне признателен?

От вашингтонской сырости у него заныла нога. Она здорово болела после Багдада, и врач говорит, что будет болеть всегда.

Он замолчал и погрузился в свои мысли, гадая, что дальше готовит ему судьба. Может быть, пару недель отпуска, рыбалку на мысе Код? Или неделю на пляже под Акапулько, где свищут птицы и шумит прибой? Или несколько дней в Скалистых горах с рюкзаком?

А что потом? С Ирландией покончено, и думать об этом горько. Он полюбил свою старую родину и ее людей, за небольшими исключениями.

На коврике в его квартире лежали подсунутые под дверь конверты. Приглашение на сомнительную работу охранником в Колумбии. Кто-то замышлял переворот в какой-то африканской стране, о которой он и не слыхивал. И еще предложение о сотрудничестве с Четвертым отделом, секретным агентством, занимающимся распределением американской помощи.

Ничто не привлекало его. Может быть, он состарился. И от всей прожитой жизни остался лишь побитый автомобиль «тендерберд», квартира, которую он снимает, да бывшая жена, на которую уходит слишком много денег.

Он всегда был одиночкой. В каком-то смысле это было его козырной картой, главным достоинством, привлекающим к нему внимание Уилларда Фрэнкса из ЦРУ, контрразведки и прочих ведомств.

Но теперь он понял, что пробыл одиночкой чересчур долго. Его заставила это понять, как ни странно, София Папавас. Единственной радостью стала работа с Максом Эвери. Во многом не схожие, словно сыр с мелом, они в конце концов притерлись друг к другу. По мнению Корригана, из них получилась настоящая команда.