раньше, перестала существовать.
— Таков наш удел в этой жизни — идти вперед, несмотря ни на что, — сказала она мне однажды.
Она взяла в привычку менять тему разговора каждый раз, когда речь заходила о главном. В этом случае она отвечала, чтобы я ел свой суп, или что я стал таким занудным, что хоть плачь, и якобы я не хочу, чтобы ей стало лучше. Иногда она просто говорила, что я уже мужчина и волен поступать, как мне угодно.
Однажды я впервые за много недель сказал:
— Я скучаю по Полуночнику. Каждый день скучаю по нему.
Мать не смотрела на меня.
— Разве ты не скучаешь по нему? — спросил я, наклонившись вперед от нетерпения. — Помнишь наш первый ужин с ним? Когда он сказал, что Африка осталась в прошлом. Помнишь, как мы считали его сумасшедшим?
Не говоря ни слова, она отложила ложку, встала и направилась к лестнице. Я крикнул ей вслед слова извинения, но она даже не обернулась.
Даже мое возвращение к прежней жизни не смогло восстановить отношения между нами. Папа больше не рассказывал мне шотландских сказок, не подходил сзади к маме, чтобы испугать ее поцелуем, а его поездки в верховья реки перестали быть препятствием нашему счастью. Мама уже не пыталась рассмешить папу и не делала мне замечаний за то, что я перепрыгивал через две ступеньки, а я не советовался с ними, какую мне выбрать профессию.
Теперь мне ясно, что с того момента, как отец вернулся домой один, крах нашей семьи стал неизбежен. У нас была возможность изменить судьбу, но только намного раньше, если бы, например, меня взяли в это роковое путешествие с папой и Полуночником.
Я уверен, что смог бы предотвратить трагедию, и часто сожалел об этом. Даже сегодня я вижу кровь на своих руках.
Целый год я не разговаривал с родителями о Полуночнике.
Я никак не мог понять, почему мама не хотела поговорить со мной о нем, хотя бы несколько минут. Я не представлял, как мы дошли до такой жизни.
Каким нелепым сейчас это ни кажется, но когда обе стрелки часов указывали прямо в небо, мы говорили только «двенадцать часов», никогда не произнося слова «полночь».
Лишь после настоятельных просьб отца, через три месяца после смерти Полуночника, я возобновил уроки с профессором Раймундо. Однако я скоро обнаружил, что больше не могу терпеть его напыщенности.
В середине апреля я набрался храбрости и поднял эту тему за ужином с матерью.
— Мама я не могу больше терпеть профессора Раймундо. Мне бы хотелось учиться самостоятельно.
Глава 20
В апреле мне должно было исполниться шестнадцать лет, и в связи с тем, что мой домашний учитель был уволен, я вскоре приступил к новому самостоятельному стилю обучения. От меня теперь редко требовали особых усилий; единственным исключением были занятия с оливковыми сестрами по пятницам и изучение Торы с Бенджамином по воскресеньям после обеда.
Но все это протекало независимо от событий, существенно изменивших нашу жизнь. Именно в это время Наполеон нарушил спокойную и независимую жизнь нашего города, впрочем, как и всей Европы.
Единственными союзниками Великобритании на континенте оставались Россия и Португалия, и французский император в итоге обратил свое внимание на наш несчастный аванпост.
Наше королевство возглавлял в это время принц Жуан, наш регент. В августе 1807 года французские и испанские послы потребовали, чтобы он объявил войну Англии, передал флот французской армии, конфисковал товары на английских кораблях и заключил в тюрьму всех англичан, проживающих в королевстве. Но переговоры намеренно затягивались, благодаря чему жители Британии получили драгоценное время для отъезда из страны.
Отец убеждал мать и меня, что нам не нужно уезжать из Португалии. Будучи подданными португальской короны, мы были защищены от французской оккупации, а сам отец никогда не поддерживал прямые торговые связи с английским правительством или британскими фирмами. Он верил, что служба в Дуэрской винодельческой компании, единственном крупном коммерческом предприятии в Порту, гарантирует ему безопасность.
Мы не разделяли его доводов, но он не уступал.
На самом деле отец даже не помышлял о возвращении в Великобританию. Очевидно, он решил жить и умереть в Португалии, здесь страдать от неудачного брака или попытаться спасти его.
Двадцатого октября топор завис над головами самых верных европейских союзников: принц Жуан объявил войну Великобритании. Но принца ждало неприятное удивление: Наполеон и его испанские лакеи намеревались разорвать договор с Португалией и поделить территорию страны между собой. В конце октября союзная франко-испанская армия из восемнадцати тысяч солдат под командованием генерала Жюно перешла наши границы.
Ради спасения своих поданных, пожелавших покинуть Порту, где уже сменилось не одно поколение английских семей, Англия отправила эскорт кораблей. Последним на борт взошел Уильям Уорре, британский консул. Как только корабль отошел от причала, он потряс кулаком в адрес тех, кто остался на берегу, но мама, когда я сообщил ей о столь вызывающем жесте, только нахмурила брови:
— Легко показывать свою отвагу, когда уже ничем не рискуешь, — сказала она.
Затем она велела мне и отцу закопать в саду все ценные вещи.
Никогда не переживая до этого вторжения чужеземных солдат и наслушавшись, как профессор Раймундо превозносит благородство французов, я воспринял ее приказ как излишнюю меру предосторожности. Не разделяя ее опасений, я все же выполнил эту просьбу. Мы завернули несколько колец и ожерелий, а также фамильное серебро и ее любимую менору в полотенца и зарыли эти вещи в небольших ямках, которые вырыли с отцом под кустами роз.
Потом мы выкопали еще несколько ям по всему саду и зарыли там несколько дешевых безделушек. Мы решили, что если французы обнаружат эти тайники и достанут предметы, не имеющие практические никакой ценности, они прекратят поиски и не доберутся до более важных тайников.
— А фортепьяно, — спросила мать, — куда мы спрячем его?
— Не беспокойся, Мэй, я позабочусь об этом.
Папа попытался успокоить ее, но она несколько раз дернула его за рукав. В конце концов, мы перенесли инструмент в кабинет, перевернули его и закидали книгами и бумагами.
Вечером того же дня, когда никого из родителей не было дома, я также принял меры предосторожности и спрятал подарки Полуночника вместе с масками Даниэля, его талисманом, сойкой, вырезанной нами и подаренной матери, а также плиткой с изображением тритона, которую мне подарили оливковые сестры, когда мне было девять лет. Я сохранил это в тайне, опасаясь, что родители скажут мне: мол, эти вещи недостаточно ценны и не стоило уделять им столько внимания.
Двадцать девятого ноября, когда лишь один день пути отделял французские и испанские войска от Лиссабона, принц Жуан и другие члены королевской семьи, вместе со всеми министрами и большей частью аристократии эмигрировали в Бразилию.
До Порту дошли новости, что королевская семья переправила на своих кораблях за границу более половины монетного запаса Португалии. Удивительно, но при этом ни один корабль с ценным грузом не
