волос, разделенных на пробор с такой тщательностью, будто он пользовался при этом одним из своих гидрографических инструментов. Среднего роста, еще не раздавшийся в плечах, он говорил неторопливо, с мягким пембрукширским [Пембрукшир – одно из графств Юго-Западного Уэльса. – Прим, пер.] акцентом, никогда не допускал ни назойливости, ни грубости; уверенные движения его рук выдавали в нем прирожденного чертежника. Когда Чарлз спросил, не разочаровал ли его отказ Адмиралтейства, заметив при этом: 'Один почет, говорят, не в счет', Стоке беспечно отвечал:
– Отец отзывался об удаче так: 'Не будешь надеяться – не поймаешь'. Время у меня есть. На флоте я намерен оставаться всю жизнь и надеюсь, что в одной из будущих экспедиций стану капитаном 'Бигля'.
Чарлз негромко рассмеялся:
– С такой установкой, Стоке, вы дослужитесь до адмирала.
– Не исключено. Пошли покатаемся? Небольшую лодку я смогу раздобыть.
Находившийся на борту тринадцатилетний Чарлз Мастере начинал уже тосковать по дому, и они решили прихватить его с собой.
Пристав в Мильбруке, они привязали лодку и двинулись берегом моря вдоль западного склона Эдкумской горы. Фермы и каменные амбары, похоже, стояли тут еще со времен крестовых походов. Деревня, через которую они проходили, располагалась в низине у подножия высоких холмов, под сенью величественной горы. К единственной дороге, пригодной разве что для повозки с осликом, лепились старой кирпичной кладки дома, оштукатуренные снаружи; лишь изредка попадались сады, вносившие разнообразие в окружавший их горный ландшафт. В самом конце деревни они увидели сельскую церквушку с кладбищем, за которым тропа начинала свой извилистый путь наверх.
– Для меня ходьба – это жизнь! – радостно воскликнул Чарлз. – Когда я подчиняю себе горное пространство, взбираюсь ли я на вершину или спускаюсь, я чувствую себя человеком.
Стоке ухмыльнулся:
– В море нет гор, если не считать тех, на которые 'Бигль' начнет взбираться в шторм!
Они стояли сейчас на длинном склоне, круто спускавшемся к прелестной деревеньке Косэнд у залива, с высокими деревьями и добротными домами. Внизу виднелись каменные укрепления, по обеим сторонам которых простирались плодородные поля, где пасся скот. Спустившись, они очутились на маленькой вымощенной камнем площади возле самого залива и зашли в трактир 'Контрабандисты'.
– Нет, Джонни Стоке, – произнес Чарлз за кружкой эля, – вы неправы. Ведь на каждой стоянке 'Бигля' будут горы. И я намерен на них взбираться.
На следующее утро Стоке пригласил его с собой в Ате-неумский сад.
– Я собираюсь привести в порядок принадлежащую 'Биглю' астрономическую обсерваторию, чтобы производить наблюдения за склонением магнитной стрелки.
– А что это такое?
– Вы пользовались компасом? Ну так вот, это тоже компас, для навигации он крайне важен. Еще со времени Гилберта, то есть примерно с 1600 года, было известно, что земля действует как огромный двухполюсный магнит, обнаруживающий себя в двух направлениях: горизонтальном, что проверяется с помощью обычного компаса, и вертикальном, на которое реагирует подвижно закрепленная магнитная стрелка. На магнитном экваторе вертикально подвешенная магнитная стрелка занимает горизонтальное положение, а на полюсах стоит вертикально. И по тому, насколько она отклоняется к западу или к востоку, мореплаватель может судить о магнитном склонении. Раньше капитан ориентировался только по компасу и звездам, теперь же с помощью этого нехитрого устройства он узнает долготу и широту. Свое местоположение он определяет везде – на севере и на юге, на востоке и на западе – по отношению к двум полюсам и экватору.
– Общепринято, что Плимут – географический центр мира [Таким центром английские моряки в то время считали этот расположенный в относительной близости от Гринвичского меридиана порт на Ла- Манше. – Прим. пер.], добавил Стоке. – Когда мы установим здесь центральное время, все находящиеся в море суда, обозначив свое местоположение, смогут приближенно сверить свое время с тем, которое показывают часы в Атенеумском саду.
– Значит, когда я буду проплывать по Магелланову проливу, то смогу с точностью сказать, когда здесь, в 'Атенеуме', начнется семичасовая лекция!
– Reductio ad absurdum! [Reductio ad absurdum (лат.) – приведение к абсурду (как способ доказательства), – Прим. пер.] – воскликнул Стоке. – Я учился всего четыре года, а подготовлен лучше, чем вы!
– Разные предметы, мой милый, разные предметы!
Познания Дарвина пополнялись с каждым днем.
Нередко за обедом у уполномоченного морского ведомства, куда его брал с собой капитан Фицрой, Чарлз встречался и беседовал с капитаном Филипом Паркером Кингом, чей двухтомник 'Описание обследования тропических и западных береговых районов Австралии' настоятельно рекомендовал ему в Мэр-Холле Джозайя Веджвуд, Как-то капитан Кинг отвел его в сторону и сказал:
– На 'Бигле' в качестве мичмана отправляется мой четырнадцатилетний сын Филип. Это уже не первое его плавание. Как волонтер он провел на 'Адвенчере' целых пять лет. Когда мы отплывали, ему было всего девять, но тогда на корабле находился я и мог сам за ним присмотреть. Сейчас я не могу просить о том же никого из офицеров: ведь это означало бы, что для сына создаются какие-то особые привилегии. Но поскольку вы не моряк, вас я могу попросить о таком одолжении. Зная, что на борту у него есть друг, я чувствовал бы себя спокойнее.
– С удовольствием сделаю все, что смогу, – уверил его Чарлз. – Моим заботам уже поручили юного Мастерса. Я буду брать их обоих с собой на берег, чтобы они учились естествознанию.
Видавшее виды лицо капитана озарилось благодарной отеческой улыбкой.
– Спасибо, мой дорогой Дарвин. В свою очередь, пока 'Бигль' стоит здесь на якоре, позвольте мне поделиться с вами некоторыми из моих метеорологических наблюдений. Я научу вас, как пользоваться инструментами, чтобы предсказать надвигающийся 'вилли-во' ['Вилли-во' – шквальный ветер в Магеллановом проливе, – Прим. пер.] или ураган, шторм или водяной смерч; как записывать барометрическое давление, точку росы, силу ветра, количество выпадающих осадков…
До сих пор кумирами Чарлза всегда оставались ученые. Профессора Генсло, Седжвик… Их вклад в ботанику и геологию позволил сделать эти науки точными. Сейчас судьба свела его с людьми иного рода изобретателями-практиками, инженерами. Первым из них был Вильям Гаррис по прозвищу 'Гром и молния', сорокалетний уроженец Плимута, который закончил медицинское отделение Эдинбургского университета, служил полицейским врачом, а затем вернулся домой, чтобы вести врачебную практику. Женившись в возрасте тридцати трех лет, он забросил медицину. Все свое время он посвящал решению вопросов приспособления электричества к многочисленным практическим потребностям; его перу принадлежал уже ряд статей по электричеству, напечатанных в ученых журналах. Чарлз познакомился с ним за обедом в таверне 'Фонтан' и сразу же заразился его бьющим через край энтузиазмом.
Сейчас Гаррис занимался установкой системы громоотводов на 'Бигле'.
– Мистер Гаррис, не будете ли вы добры объяснить мне технику контролирования молний? – попросил его Чарлз.
Глаза Гарриса и его белые зубы ослепительно блеснули.
– Мы не контролируем их, мистер Дарвин. Правильнее будет сказать, мы их заземляем.
– Мне понятно, как вы это делаете на суше. А вот на море?
– Точно так же. Двадцать первого ноября я намерен продемонстрировать свой способ в 'Атенеуме', используя вместо грозового облака электрическую машину, вместо моря – корыто с водой, а вместо кораблей – детские игрушки. Моя система состоит из медных пластин, наложенных одна на другую, проходящих сверху через мачты и реи, а снизу соединенных с водой. Преимущество, которое мы получаем, основано на следующем принципе: пройдя по столь большой поверхности, электрический поток оказывается ослабленным до такой степени, что он не оказывает никакого вредного воздействия даже в том случае, если молния попадает прямо в мачту. Система подобных проводников и будет установлена на 'Бигле'. Уверен, что за три года вам придется услышать и увидеть предостаточно громовых раскатов, слепящих вспышек молнии, но ни одна мачта, ни один матрос не погибнут.
Второго 'человека дела' он встретил в 'Атенеуме' на лекции. Сэр Джон Ренни, тридцатисемилетний
