слева. Так они держали друг друга в курсе — какие кому предстоят дела, какие ниточки удалось обнаружить.

Макс написал, что разговаривал с продавцами и дистрибьюторами карт таро. Пока ничего. Потомки де Вильнёва в Швейцарии отказались дать список покупателей. Заявили, что это их семейная тайна и всех клиентов они считают родственниками. Те еще родственники, подумал Джо. Он слышал от Макса историю де Вильнёва.

Внизу Макс прописными буквами добавил: «САТАНИСТЫ/ЧЕРНАЯ МАГИЯ?»

Он побывал у Бриджит Рево в Гейнсвилле и прикрепил к пробковой доске фотографию карты таро, которая принадлежала ее сестре, увеличенную до размеров стандартного листа. На ней хорошо были видны детали, включая «отметину дьявола» в нижнем левом углу — перевернутую пятиконечную звезду с удлиненным концом. Джо она напоминала плохо нарисованного парящего орла.

Он не покупался на всю эту чушь, но от созерцания карты становилось не по себе. На месте лица у Короля мечей ничего не было, но это не ощущалось как пустое место. Казалось, там кто-то есть, какой-то человек, и не на карте, а здесь, рядом с тобой. Причем это ощущение не пропадало, даже когда гас свет. Джо знал, что это трусость, но ему очень хотелось перевернуть лист лицом к доске. А ведь это даже не сама карта, а ее фотография.

Ну и черт с ним, подумал он и перевернул лист.

Закончив работу, Джо запер гараж и направился к своей машине, которая стояла у дома Дорси.

В детстве дедушка часто водил его сюда, к красивому двухэтажному деревянному дому с высокими деревьями на заднем дворе и кустами красных роз на переднем. Д. А. Дорси был первым чернокожим миллионером в Майами. Он нажил состояние на недвижимости и совершил в Овертауне много добрых дел. В том числе финансировал строительство церкви баптистов «Гора Сион». Дедушка говорил, что каждый чернокожий человек должен стремиться стать немного похожим на Д. А. Дорси, девиз которого был: «Сначала наполни свои карманы, а затем начни помогать людям вокруг».

Дом давно обветшал и был заброшен. Парадный вход и окна заколочены досками, белая покраска стала серой, потрескалась и отслаивалась. В некоторых местах стены исписаны граффити.

На улице рядом с домом слонялись юнцы. Они курили и пили спиртное из бутылок, спрятанных в коричневые бумажные пакеты. Юнцы некоторое время глазели на Джо, немедленно распознав в нем копа, а затем начали расходиться один за другим, не торопясь, медленной шаркающей походкой, с наклоном, левая рука ниже правой. Такая тогда была мода.

— Да, да, отваливайте, — пробормотал Джо. Эти поганцы понятия не имели, где находились.

Он грустно оглядел старый дом. Грязь вокруг, сломанные черепичные плитки на траве. Тут обязательно должен стоять памятник Дорси, но городские власти так на него и не раскошелились. Впрочем, сейчас уже никто и не приедет сюда смотреть. Старейший пригород Майами, Овертаун, пришел в упадок.

В тридцатые годы его называли Городом Цветных, а местный квартал развлечений, Уголок, или Великий Черный Путь, мог почти соперничать с Гарлемом, так же как «Лирик-театр» с театром «Аполло», где выступали великие. Дедушка рассказывал, что видел тут Нэта Коула, Кэба Кэллоуэя, леди Дей,[32] Джозефину Бейкер и многих других. В Овертауне размещалась одна из дочерних компаний «Кока-Колы», десятки отелей, магазинов, парикмахерских салонов, рынков и ночных клубов. Это был процветающий модный район, насколько вообще в эпоху Джима Кроу[33] могло быть процветающим место, населенное чернокожими.

По иронии судьбы Овертаун начал умирать именно после отмены сегрегационных законов. Бизнес перебрался в иные, более престижные районы города, а следом за ним все остальное. Вскоре Овертаун окончательно доконало проложенное через него скоростное шоссе. Теперь люди не приезжали сюда отдохнуть, а проносились на большой скорости, торопясь в центр или на пляжи.

Джо выехал на шоссе злясь. Злой на город, на мир, в котором жил, и больше всего на себя за то, что прикрыл душу полицейским жетоном и формой. Когда надо было показывать пальцем и вопить что есть сил, он молчал, делая вид, что смотрит в другую сторону. Ради своей дерьмовой карьеры взялся играть в игры белых и потерпел поражение. И вот теперь он наказан за свое поведение и еще больше за то, чего не сделал. Джо подвел свой народ. Видел, каким унижениям подвергаются его братья, и даже не пошевелил пальцем, не повысил голоса, никак не запротестовал. А ведь копы-расисты поступили бы с ним точно так же, если бы на нем не было формы. Вместо того чтобы подняться во весь рост и сделать то, что нужно сделать, он молчал, поскольку работа для него казалась важнее спасения души, а пенсия важнее душевной гармонии. Дедушка пытался привить ему хорошие качества, водил к дому Дорси, а Джо подвел его.

И даже сейчас — кого он дурачил, занимаясь в этом гараже? Макса — вот кого он дурачил. Своего лучшего и единственного друга. Самого порядочного человека из всех, которому, когда дело касалось чести, было на все наплевать.

Макс помогал ему, надеясь таким образом хоть как-то восстановить справедливость. Но этого не случится. Элдон не допустит.

И вот теперь с помощью Макса Джо собирался по-настоящему раскрыть убийство Мойеса. Докопаться, кто за всем стоит, и позднее передать материалы репортеру из «Гералд», Грейс Страсбург, одной из немногих журналистов, не считавшей, что Элдон Бернс ходит по водам. Джо передаст ей материалы сразу, как уволится из УГРО. Это будет его прощальным жестом перед расставанием с сукиным сыном Элдоном Бернсом.

Но пострадает Макс. Он окажется в сложном положении — одновременно и преданный, и предатель. Джо насчет этого очень переживал, но Элдона надо остановить обязательно. И цель оправдывает средства.

Мадлен Кажюсте жила на Пятьдесят седьмой улице, дома здесь выглядели, будто были перенесены сильным ураганом из какой-то страны «третьего мира». Фундаменты у большинства отсутствовали. Каркасы стояли на кирпичах или шлакоблоках. Тонкие листы гофрированного железа на крышах не спасали от дождя, а сколоченные из гнилых досок стены трещали под напором ветра. Отличить один дом от другого трудно — почти во всех окнах вместо стекол прозрачный пластик, и почти все дома имели одинаковый бледно-серый пасмурный цвет.

Дом Кажюсте выделялся. Он был бледно-желтого цвета и производил впечатление солидного сооружения. Оконные стекла защищали массивные светло-зеленые стальные решетки. Входную дверь тоже покрывала решетка. Очевидно, Мадлен преуспевала больше, чем соседи.

Джо постучал в окно. Никто не отозвался. Он постучал снова. С крыши посыпалась сухая пыль, образовав внизу небольшой холмик. Шторы на окнах были задернуты. В щель между ними Джо увидел, как в комнате слева от двери вспыхивают цветные огни.

У соседнего дома свирепо залаял сидевший на цепи ротвейлер. Он натягивал цепь и после каждой безуспешной попытки захлебывался лаем. Джо погрозил ему пальцем и обошел дом Кажюсте сзади.

Он ожидал увидеть грязь, но задний дворик занимала симпатичная свежая лужайка с детскими качелями и маленьким бассейном, в котором плавал резиновый Дональд Дак. Вода в бассейне была грязная и отвратительно пахла. Над ней роились москиты. Мадлен Кажюсте действительно не было дома, и уже давно. Вряд ли хозяйка, которая поставила на окна и двери такие серьезные решетки, оставила бы бассейн в подобном состоянии.

На задней двери и окнах тоже стояли решетки. Джо опять постучал в окно, на всякий случай. Затем направился к соседнему дому. Пес зарычал и пустил слюни.

— Кто там? — спросил за дверью женский голос.

Дом этот был тоже крепкий, но в окна вместо стекол хозяева вставили пергаментную бумагу.

— Полиция, мэм. Я насчет вашей соседки. — Джо показал жетон.

Дверь приоткрылась. На него внимательно посмотрела маленькая темнокожая женщина с