золотого рудника в северном городке Шаста попросили Южную Тихоокеанскую установить цены за доставку руды в Сан-Франциско. Сначала оплата была установлена в 50 долларов за вагон, но, когда рудник начал отправлять по три вагона в день, Южная Тихоокеанская повысила цепу сначала до 73 долларов, а потом до 100. Когда владельцы рудника запротестовали, Южная Тихоокеанская ответила им, что они должны предъявить ей свои бухгалтерские книги и только после этого будет решено, какую прибыль они могут извлекать. Остальное должно составить оплату за транспортировку.
Производители апельсинов в южной Калифорнии вынуждены были платить по девяносто центов за доставку каждого ящика плодов к Атлантическому побережью, вы ручая всего тринадцать центов с ящика - прибыль, до статочпую лишь для поддержания фруктового бизнеса на грани нищеты. Когда производители лимонов стали процветать, железная дорога подняла цепу за доставку ящика лимонов до пятнадцати центов. Садоводам в итоге пришлось вырубить деревья и заняться другими культурами. В южной Калифорнии за перевоз одной тонпы груза за один час пути по железной дороге, соединявшей Сан-Педро и Лос-Анджелес, Южная Тихоокеанская взимала половину той платы, в которую обходилась доставка той же тонны с Востока!
???? 417
Владельцы грузов не всегда проявляли покорность. Когда овцеводы северной Калифорнии узнали, что Южная Тихоокеанская отнимает у них всю прибыль от доставки шерсти на Восток, они стали возйть шерсть гужевым транспортом за триста миль к заливу Сан-Франциско, где ее ожидали суда. Одна из групп восточных коммерсантов стала отправлять товары из Нью-Йорка в Ливерпуль, а затем из Ливерпуля вокруг мыса Горн в Сан-Фрапциско. Доставка товара этим путем обходилась вдвое дешевле транспортировки их по железной дороге. Несколько коммерсантов из Сан-Франциско основали Атлантическую и Тихоокеанскую пароходную компанию для транспортировки грузов вокруг мыса Горн и через Панаму; они организовали также Транспортную ассоциацию Калифорнии, к которой присоединились почти все владельцы грузов Сан- Франциско. Они вынудили железную дорогу снизить транспортные тарифы, поскольку целые вереницы пустых вагонов стояли на запасных путях. Однако за перевозку
27 Зак. я, 1463
скоропортящихся продуктов снижения тарифов добиться не удалось.
Политика Большой Четверки проводилась под лозунгом «Выжимать из транспорта все возможное». Грузовладелец платил по установленным железной дорогой тарифам или выбывал из игры.
Южная Тихоокеанская захватила в свои руки контроль над законодательством и законодателями, над судом •и большинством газет. У населения не было сил, чтобы вырваться из смертельных объятий спрута.
Как удалось Большой Четверке осуществить это, если так много граждан прекрасно отдавали себе отчет в ее хищнических наклонностях?
Коллис Хантингтон даст ответ на этот вопрос в целой серии писем к своему партнеру в Калифорнии Дэвиду Кол- топу, которые были преданы гласности во время судебного процесса, состоявшегося после смерти Колтона. В этих письмах к «другу Колтону» Хантингтон называет точ.ые суммы, в которые обошлось проведение через конгресс того или иного акта Южной Тихоокеанской. Он дает Кол- тону указания, кому из избранных в Калифорнии конгрессменов следует дать то, что Хантингтон иносказательно называл «солидными основаниями для оказания помощи своим друзьям». Хантингтон покупал не только законодателей штата, конгрессменов н сенаторов, но' и судей, делая это так же спокойно, как покупал паровозы и рельсы; каждый человек имел свою цепу, а покупка правительства рассматривалась им как обычная производственная затрата, например на содержание депо или складов.
Любого представителя, который отказывался подчиниться приказам железной дороги, Хантингтон называл «диким кабаном». В этих письмах определялась точная сумма наличных денег, которые следует израсходовать на поражение кандидата на какую-либо должность, отказавшегося исполнить приказы железной дороги. Впервые в прессе страны было с поразительной ясностью показано, почему Калифорния не могла вырваться из удушающих объятий Южной Тихоокеанской - даже при наличии комиссии по железным дорогам, которая должна была установить справедливые тарифы. Большая Четверка добивалась избрания в комиссию своих людей, а если это у нее не получалось, покупала комиссию после того, как она была избрана.
На все это требовались деньги, поэтому-то и цены на перевозки оказывались столь высокими.
Таковой была экономическая и политическая философия Хантингтона; ничто за его очень долгую жизнь не заставило его отступить от них ни на йоту. Крепкие выражения, в которых о нем говорили в прессе, только превращали этих газетных противников в «диких кабанов». Он писал своему «другу Колтону»: «Нельзя ли взять под контроль корреспондента Ассошиэйтед Пресс в Сан-Франциско? Наибольший вред Южной Тихоокеанской наносится именно теми сообщениями, которые поступают из Сан-Франциско». Или: «Юнион» из Сакраменто причиняет нам много беспокойства. Если бы эта газета принадлежала мне, я или установил бы за ней контроль, или просто сжег бы ее».
Если это было возможно, Большая Четверка покупала газету и использовала ее для восхваления всего, что делалось их железной дорогой.
Одно из писем к «другу Колтону» особенно пришлось по душе читающей публике и получило самое широкое распространение в печати: «Конгресс - самое Худшее из всех людских сборищ, которые только собирались в этой стране. Это худший набор людей из всех, какие бывали с тех пор. как был создан человек. Я думаю, что во всей человеческой истории никогда не быв amp;ло подобного набора демагогов, которому дали почетное наименование конгресса. Нам причиняли много вреда, некоторым из самых вредных биллей нам удалось нанести поражение, но мы не можем терпеть многих из этих конгрессменов».
По мнению Коллиса Хантингтона, то, что хорошо для Южной Тихоокеанской, хорошо и для народа. Любое официальное лицо, пытавшееся выступить против железной дороги, являлось врагом общественных интересов и причиняло ущерб Соединенным Штатам.
???? 27*
Большая Четверка занялась привлечением поселенцев на земли, лежащие вдоль полотна железной дороги и в большинстве своем принадлежащие ей по дарственным актам федерального правительства. Времена, когда Джон Саттер завладел всей Сакраменто-Вэлли, а Мариано Валь- ехо - всей Лунной долиной, когда Эйбел Стирпс с Хыого Ридом могли купить в Южной Калифорнии испанские владения в сотню тысяч акров, а члены партий Бндуэлла и Стивенса - просто разбрестись по Калифорнии и занять
419
па правах поселенцев большие участки плодороднсшшн земли, отошли в безвозвратное прошлое.
По мере продвижения па юг - примерно по сто миль в год - Южная Тихоокеанская издавала проспекты, ли? товки и брошюры, покупала места для рекламных объя1 лений в газетах по всей Америке. В них содержалась гарантия, что освоенные поселенцами земельные участки будут проданы им позднее по цене от 2,5 до 5,0 долларов за акр и что в оценку эту пе будут включаться затраты на улучшения, произведенные поселенцами.
Постепенно начали прибывать семьи поселенцев, многие из них ехали в старинных фургонах, везя с собой постели, инструменты и семена. Некоторые семьи нанимали целиком вагон, в нем они везли детей и стариков, мебель и сельскохозяйственный инвентарь, а иногда даже молодые деревья-саженцы. Обозы этих иммигрантов бывали иногда длиннее караванов иммигрантов прошлого десятилетия.
Брошюры, которыми замапили их сюда, описывали эти места как райские кущи. Теперь же они были лишены выбора места для поселения, лишены возможности искать именно ту землю, на которой им хотелось бы построить ферму. Поезда везли их по каким-то боковым веткам куда- то в калифорнийскую Лонг-Вэлли, к югу от Фресно; иммигранты оказывались в сожженной долине Туларе, без воды, без деревьев, почти такой же пустынной, как Великая равнина до прихода мормонов. Не было материалов для строительства домов; семьи располагались под навесами. Летом они изнемогали от жары и задыхались в пыльных бурях; ветры сжигали молодые посевы и фруктовые саженцы. Зимние наводнения смывали дома и поля, весенние
