– Но думать-то ты ведь еще можешь, не так ли?
– Думаю, да.
– И говорить.
– Что я должен сказать?
– Не важно. И можешь еще чувствовать, верно?
– Ага. Еще, значит, поживем.
– И что ты чувствуешь?
– Ногу. Чувствую, что чувствую ногу.
– Ну и как она?
– Омертвела.
– Омертвела?
– Я не чувствую ничего!
– А ты ее ущипни.
– Ай! (Пауза.) Извини.
– Это уже лучше.
Длинная пауза. Шум понемногу нарастает, становится ясно: это – море. Судно скрипит, ветер свистит в снастях, издали слышны возгласы матросов, отдаются команды.
Лево на борт!
Так держать!
Убрать рифы, чтоб вас!
Это ты, боцман?
Хелло, это ты?
Легче, легче!
Держать к ветру!
Больше к ветру, ребята!
Шум моря – в промежутках.
Ставь кливера!
Топсель наверх, братцы!
И так далее, но глуше.
– Выходит, плывем. (Пауза.) Темновато, а?
– Но не как ночью.
– Да, не как ночью.
– Темно, как днем.
Пауза.
– Ага, для дня темновато.
– Должно быть, дело в курсе. Они держат на север.
– Не в курсе.
– Полярная ночь. Когда солнце за полночь.
– А-а...
Голоса команды.
В глубине сцены вспыхивает фонарь: там Гамлет.
Сцена освещена неравномерно.
Можно различить Розенкранца и Гильденстерна, сидящих на авансцене; позади них – контуры парусов, снастей и так далее.
– Кажется, светлеет,
– Для ночи – не слишком.
