— О'кей. Теперь я скажу вам, что настораживает меня во всей этой истории. Настораживает, что ни вы, ни ваша мать по-настоящему не обеспокоены происходящим. А по логике вы должны быть чертовски напуганы.

Девушка прижала к груди сумку.

— Вы хотите сказать, что с Оррином что-то произошло? — испуганно спросила она.

— Не знаю. Но на вашем месте, зная характер вашего брата, я не стал бы дожидаться летнего отпуска, чтобы приехать сюда и навести справки. Мне непонятно, почему вы не обратились в полицию с ее мощной организацией для розыска пропавших, а пришли к частному сыщику. И мне непонятно, как ваша старая добрая матушка может день за днем сидеть в Манхэттене, штат Канзас, и спокойно штопать теплое белье священника. От Оррина нет писем, вообще нет никаких известий, а она только вздыхает и принимается за новую пару кальсон.

Девушка резко вскочила.

— Вы грязный, отвратительный тип! — в негодовании воскликнула она. — Не смейте так говорить. Мы с мамой волнуемся.

— Вы беспокоитесь о двадцати баксах, — сказал я. — А насчет Оррина я не знаю, и это меня не интересует. Возьмите ваши деньги, спрячьте их в свою переметную суму и забудьте о том, что мы с вами встречались. Завтра можете предложить эти деньги другому детективу.

Она сунула деньги в сумку и со злостью щелкнула замком.

— Я не прощу вам этого, — прошипела она сквозь зубы. — Так грубо со мной никто не разговаривал.

Я встал и вышел из-за стола.

— Не переживайте. Может быть, вам это еще понравится.

Я подошел к Орфамей и снял с нее очки. Она отступила на полшага, споткнулась, и я чисто инстинктивно обнял ее, чтобы она не упала. Широко раскрыв глаза, она уперлась руками в мою грудь и попыталась оттолкнуть меня. Я усмехнулся: с таким же успехом мог оттолкнуть меня котенок.

— Без очков ваши глаза выглядят совсем иначе, — заметил я.

Девушка склонила голову и слегка приоткрыла губы.

— Вы так себя ведете со всеми своими клиентками? — нежно произнесла она.

— Я просто не хотел, чтобы вы упали, — объяснил я.

Безвольно опустив руки, она откинулась на мою руку.

— Вы очень внимательны.

Она еще больше расслабилась в моих объятиях. Голова ее была запрокинута назад, веки опущены, подрагивая, а на губах появилась зовущая улыбка, которой ее наверняка никто не учил.

— Вы решили, что я сделала это нарочно? — проронила она.

— Что сделали?

— Оступилась.

Она обняла меня за шею и прижала к себе. Мне ничего другого не оставалось, как поцеловать ее. Сначала ее губы были неподатливые, потом уступили мне. Орфамей удобно устроилась в моих объятиях и удовлетворенно вздохнула.

— В Манхэттене, штат Канзас, вас арестовали бы за это, — сказала она.

— Меня бы арестовали за одно появление там, — уточнил я.

Она хихикнула и прижала пальцем кончик моего носа.

— Мне кажется, вам нравятся легкомысленные девушки, — проговорила она, искоса глядя на меня. — Правда, сейчас вам, по крайней мере, не надо вытирать с губ помаду. Но в следующий раз я, может быть, накрашусь.

— Может, вы сядете на пол? — предложил я. — У меня руки затекли.

Она снова хихикнула и высвободилась из моих объятий.

— Вы, верно, подумали, что я уже не раз целовалась, — сказала она.

— А разве нет? По-моему, девушки только этим и занимаются.

Она кивнула:

— Даже на церковных собраниях они играют в игры с поцелуями.

— Они играют в них и без церковных собраний, — добавил я.

Мы смотрели друг на друга без особого выражения.

— Итак… — наконец сказала Орфамей.

Я вернул ей очки, она надела их. Открыв сумку, она погляделась в зеркальце, затем достала что-то и зажала в руке.

— Простите меня за упрямство. — Она сунула что-то под бювар на моем столе. Потом улыбнулась, подошла к двери и открыла ее.

— Я позвоню вам, — произнесла она интимным тоном и вышла.

Ее каблучки простучали по коридору.

Я поднял бювар и достал из-под него скомканные двадцать баксов.

Не успел я вернуться в мыслях к Лестеру Клаузену, как зазвонил телефон. Я рассеянно взял трубку. Раздался мужской голос, громкий, но приглушенный, словно говорили через носовой платок.

— Вы Марлоу? — спросил мужчина.

— Да. Слушаю.

— У вас есть сейф?

Мои запасы вежливости на сегодня уже были исчерпаны.

— Хватит задавать вопросы! — рявкнул я. — Переходите к делу.

— Я задал вам вопрос, Марлоу.

— Ну так я не отвечу на него, — сказал я и положил трубку.

Я потянулся за сигаретой, зная, что этот человек позвонит еще раз. Люди всегда так поступают. Телефон зазвонил, и я снял трубку.

— Если у вас есть для меня предложение, — прорычал я, — то изложите его. И называйте меня «мистер» до тех пор, пока не начнете мне платить.

— Не горячитесь так, приятель. Я попал в трудное положение и нуждаюсь в помощи. Мне нужно кое- что спрятать в сейф на несколько дней. Всего на несколько дней. И на этом вы заработаете немного денег.

— Сколько?

— Сотню.

— Что ж, я согласен, — ответил я, пытаясь узнать голос. — Где вас найти?

— В отеле «Ван-Найз», номер триста двадцать второй. Два коротких удара и два длинных.

— Что нужно спрятать?

— Узнаете, когда приедете.

— Как ваше имя?

— Не важно. Просто номер триста двадцать второй.

— Так дело не пойдет, — заявил я. — Извините, что заставил вас потратить зря время. Всего хорошего.

— Эй, погодите, приятель. Я не предлагаю вам ничего противозаконного. Ни бриллиантов, ни изумрудных подвесок. Просто вещь, ценную для меня, но не представляющую интереса ни для кого другого.

— В отеле есть сейф.

— Вам хочется умереть в бедности, Марлоу?

— Какая разница? Богачи тоже умирают. Рокфеллер ведь умер. Еще раз прощайте.

Приглушенность голоса исчезла. Мужчина сказал коротко и резко:

— Умер, как и мелкий управляющий в Бэй-сити?

Я молчал. В трубке послышался кудахтающий смешок.

— Полагаю, это заинтересует вас, Марлоу. Комната триста двадцать вторая. И поторопитесь, приятель.

Послышался щелчок, и мы разъединились. Со стола скатился карандаш и упал возле ножки стула. Я