были старые контрабандисты, вынужденные оставить запретное ремесло, а теперь работавшие на мясокомбинате...

— Шпионаж и контрабанда — родные брат и сестра, — заметил Касьянов. — Такие люди со своим доходным промыслом легко не расстаются. Интересно, откуда Каракурт знаком с братьями?

Копнули чекисты поглубже и докопались... Еще в тридцатых годах братья сотрудничали с английским консульством в Мешхеде, где под надежной «крышей» работал Джапар Хороз или Буркоз, под чьим контролем находилась агентурная и курьерская сеть английской разведки на территории Туркменистана.

— Тут не обошлось без Кейли, — докладывал Берды Вагиев. — По его заданию Хороз использовал братьев втемную. В последний раз Алты Ильясов проходил по делу Каламова, как его проводник по нашей территории. Это было после смерти Хороза, когда Кейли прибрал к своим рукам всю шпионскую сеть. Алты не знал, кого он довел до иранской границы. Его осудили, но по болезни освободили досрочно.

— Как говорится, вышел в тираж, — усмехнулся Касьянов. — Балласт англичанам больше не понадобился, — и, помолчав, сказал: — Все же Каракурт неспроста отыскал этих проходимцев. Зачем они ему?..

Курреев зачастил к братьям, ночевал у них, поступил работать на мясокомбинат. Казалось, жизнь его текла мирно, спокойно, хотя с семьей жил врозь, если не считать того, что раз в неделю проведывал жену и детей.

Однажды у караван-сарая Курреев увидел худощавого молодого туркмена, интеллигентно одетого, и окликнул его. Тот вздрогнул, замедлил шаг, но не остановился. Нуры посмотрел по сторонам и пустился за ним вдогонку.

— Машат, стой, чертов сын! — Курреев схватил перепугавшегося туркмена за рукав. — Откуда ты взялся? Какими судьбами?

Оба торопливо свернули в переулок и, наспех поговорив, тут же разошлись. Наблюдавшему за Каракуртом чекисту их разговор услышать не удалось.

Чекист знал этого молодого туркмена, сына батрака. Его отец, поддавшись уговорам родового вождя, перебрался в Иран и там вскоре умер. Юноша еще подростком остался на попечении дальнего родича, пас байских овец в Туркменской степи. Влюбившись в самую молодую, но болезненную жену бая, бежал с ней в Туркмению. На Родине к нему отнеслись с теплым участием, да и сам он оказался на редкость способным парнем, поступил на подготовительное отделение сельхозинститута, закончил его с отличием. В институте будущий зоотехник Аннаков зарекомендовал себя общественником, отзывчивым человеком, вступил в комсомол.

На последнем курсе у Аннакова умерла жена, на руках остался ребенок. Правда, он знал, что это произойдет рано или поздно, но все же не терял надежды.

— Я надеялся на чудо, — грустно сказал он друзьям. — Мое самое большое приобретение, конечно, Родина, но счастливым по-настоящему я мог быть со своей незабвенной Аннагуль.

Безутешным было горе молодого человека, вынужденного отдать маленького сына на чье-то попечение. Никого не оставляла равнодушным его трогательная, романтическая любовь с такой трагической развязкой. А друзья, не чаявшие в нем души, старались всячески облегчить его страдание.

Но живой думает о живом. Вскоре после выпускных экзаменов Аннаков, получивший направление на работу в пригородный колхоз, неожиданно женился на медичке Зибагуль, или Зине, как ее называли. Ее мать была астраханской татаркой, отец — туркмен. Друзья Аннакова скептически относились к Зине — не пара она ему. Взбалмошная девица закончила медицинский институт благодаря стараниям отца, начальника одного из управлений Наркомата земледелия республики. Злые языки судачили, что Аннаков прельстился положением тестя. Но о вкусах не спорят, и приятели, гулявшие на скромной свадьбе, от всего сердца поздравляли жениха. За умершим нельзя умирать, говорят туркмены.

Женившись, Аннаков не предпринимал никаких шагов, чтобы перевестись в город, наоборот, не рвался из колхоза, хотя Зина не давала покоя ни ему, ни отцу, считая, что место мужа только в Ашхабаде. Два года отработал на селе молодой специалист, набрался опыта, показал себя хорошим работником. В колхозе ему дали рекомендацию в партию... А когда началась война, его перевели в Наркомат земледелия, назначили главным специалистом управления животноводства, вместо ушедшего на фронт. Как и многие, Аннаков подавал заявление с просьбой направить его в действующую армию, однако из-за сильного плоскостопия его освободили от воинской службы.

Работником он оказался незаменимым, особенно когда в Ашхабаде появились иранские купцы и скотоводы, привозившие рис, сухофрукты, пригонявшие овец в обмен на одежду, обувь, драгоценности. Аннакова, владевшего фарси, приглашали на деловые встречи, куда он ходил с большой неохотой, чаще сказывался больным.

— Как Курреев при встрече назвал Аннакова? — переспросил Касьянов.

— Машат, — ответил Багиев, обстоятельно побеседовавший с младшим лейтенантом Тачевым, который вел наблюдение за Каракуртом. — А по документам он Эзиз. Так его все зовут.

— Туркмены иногда нарекают детей несколькими именами, — заметил Назаров. — Одно приживается, другое как бы в запасе.

— Но ведь встреча с Курреевым испугала Аннакова, — возразил Багиев. — Когда и где Каракурт, бывший резидент абвера, мог познакомиться с батрацким сыном? Может, Аннаков не тот, за кого он себя выдает?..

— Да, загадка какая-то, — произнес Касьянов. — А почему Аннаков избегает встреч с иранцами? Будь я на его месте, то поискал бы среди них знакомых, чтобы сказать: «Смотрите, у вас меня и за человека не считали, а на Родине ученым зоотехником стал, высокий пост доверили...»

— Может, ему неприятно ворошить прошлое, — сказал Багиев. — Или боится быть узнанным, если выдает себя за другого...

— Сколько же таких пар перешли границу в последние годы? Каковы мотивы? — неожиданно поинтересовался Касьянов у Назарова.

— Четыре, товарищ полковник. Мотивы примерно те же, что и у Аннакова. — Назаров сразу уловил ход мыслей старого чекиста. — Почти в одно время все попросили разрешение остаться жить в Туркменистане. У всех истории похожи. Я их устраивал на работу, помогал жилье получить... Немцы, когда хотят кого-то внедрить, на такие штучки мастаки, да только к этим влюбленным парам они никакого интереса не проявляли. К тому же один из молодых мужчин умер, двое воюют на фронте.

— Уж больно у Аннакова история романтичная...