японцы, да и англичане с американцами своей доли не упустят...

— Кто сказал?

— Ишан Халифа, а ему эти приезжие немцы. Тот, плюгавенький — врач, приехал будто лечить Сеид Алим-хана. Зовут его Янсен.

— И ты поверил этому немцу? — выразил сомнение Ходжа к.

— Наполовину. Думаю, его больше заботят связи умирающего эмира бухарского. Видать, птица важная, командует своим товарищем, а с нами разговаривает, словно одолжение делает...

— А второй кто?

— Кабульский резидент Альберт Брандт. Я его еще раньше знал. Привез недавно в Кандагар афганскую роту Бранденбургского полка. Командует какой-то старший лейтенант, не запомнил имя...

— Рота вся состоит из афганцев?

— Где там! Больше половины — немцы, а остальные — сброд из числа пуштун, таджиков, сикхов да иранцев, отиравшихся в Германии.

— А где она, рота, сейчас?

— У границы с Индией, где живут племена ипи. Их вожди с немцами заодно. При поддержке роты они хотят у англичан иранские промыслы отобрать. При удаче могут и на Индию двинуться...

— А чего сам Брандт сюда забрался? Нашему хозяину это не понравится...

— Роту пока знают как санитарную, будто она с проказой борется. А Брандт приехал с паролем от нашего шефа, хочет убедиться, хватит ли у нас сил, чтобы по Кушке ударить, вроде собирается выступить одновременно с моим отрядом. Боится рисковать — роту в прошлом году английские командос уже раз потрепали.

— Значит, ты поверил, что русские сдадут Сталинград?

— Говорят, немцы уже на его улицах бои ведут, из Волги коней поят...

— Они и по Москве так гуляли... А что Ишан Халифа?

— Он как ворон на падаль. Уже послал к границе своих всадников.

— Все полтысячи?

— Откуда? Четыре сотни, остальные его нукеры с нами. Кто за таким трепачом пойдет? — Эшши-хан задыхался от злости. — Все секретничает. Немцы к нему еще третьего дня заявились, а он, как ревнивая баба, утаивал от меня. Думал, я не узнаю!..

Эшши-хан, как и его отец, повсюду внедрял своих агентов. В окружении Ишана Халифы тоже были люди, доносившие о каждом его шаге. — От фюрера ему передали Коран и «Майн кампф» в золотом переплете... Когда принимал подарки, так он сначала поцеловал книгу Гитлера, а потом теми же губами осквернил Коран. Неужели дурак в чалме верит, что фюрер в самом деле двенадцатый имам? — Эшши-хан смачно плюнул на землю.

— Сейчас это не столь важно. Главное, как относится к тебе Ишан Халифа?

— Как? Себя он еще считает и великим идеологом сил, борющихся против большевизма.

Раньше в отце моем видел претендента на престол падишаха Туркестана, теперь — меня. Хочет уверить немцев, что я лишь бандит. Если вдруг ему удастся со мной расправиться, скажет: чего, мол, о бандите сожалеть. А в глаза величает меня полководцем мусульманских сил освобождения.

— И что ты надумал? — Ходжак натянул поводья забеспокоившегося коня, глянул по сторонам — вдали блеснули две пары зеленых огоньков: не то волки, не то рыси, — погладил скакуна по шее. — Имея одного такого друга, как Ишан Халифа, врагов больше не надобно.

— То-то и оно. Если перейду границу, то буду беречь силы... — Теперь заволновался конь под Эшши- ханом, и он огрел бедное животное плетью. — Стоит немцам победить Россию, так Ишан Халифа мне житья не даст. В одной норе два барса не уживутся. — Эшши-хан саркастически засмеялся. — Какой он барс? Слишком много чести. Шакал!

— Как ты силы сбережешь, если кизыл аскеры пощелкают твоих нукеров. Еще и самому надо уцелеть. А досточтимый Ишан Халифа и шагу не сделает за кордон, сошлется на высокий духовный сан, преклонный возраст. Тоже мне падишах!..

Эшши-хан, задыхаясь от бессильной ярости, только заскрипел зубами...

В темноте у обочины дороги выросла фигура всадника.

— Вас вызывает кыблаи элем[22]! — Обращаясь к Эшши-хану, нукер почтительно приложил руку к груди.

— Скажи, не нашел меня! — Эшши-хан отмахнулся от посыльного как от назойливой мухи.

Когда всадник ускакал, Ходжак предложил немедля поехать к Ишану Халифе.

— Ты слышал, как он себя величает? Кыблаи элем! Как шахиншах Ирана! — Эшши-хан ослабил уздечку коня, вырываясь вперед. — Сейчас своими ушами услышишь ахинею этого повелителя. Будет еще куражиться при немцах...

Ишан Халифа и Брандт ехали рядом, о чем-то тихо переговариваясь. Завидев подскакавших, «падишах» обратился к Эшши-хану:

— К полуденной молитве мы должны быть в Чильдухтаре. Я уже отправил туда дозор своих нукеров.

— Напрасно поторопились.

— Прежде чем отвечать своему повелителю, мой полководец, следует семь раз взвесить свои слова...

— Прежде чем принимать такие решения, следовало бы посоветоваться со своим... полководцем, — перебил Эшши-хан, умышленно не называя духовника его новым званием. — Чильдухтар в двух верстах от пограничной черты. Зеленые фуражки просматривают его в бинокль. Нас там вмиг засекут.

— Что ты предлагаешь, мой друг? — Ишан Халифа сменил повелительный тон на дружелюбный.

— Остановимся в Сидарахте, двенадцати верстах от границы. Он в стороне от дороги, в его лощинах укроем нукеров. А в Чильдухтар и Тургунди для разведки будем наезжать небольшими группами.

Ишан Халифа растерянно замолчал. Брандт тихо шепнул ему: «Ваш полководец дело говорит!» — и тот подозвал двух нукеров, приказал им скакать во весь опор вперед, завернуть дозор в Сидарахт.

Рассвело. Отряд миновал опасный перевал Хочур-Рабат, медленно спустился с высокой Бугурчи. Сытые кони легко одолели дорогу, вьющуюся по узким ущельям и склонам предгорий, сменяющихся холмами и глубокими оврагами.

До поворота дороги на Сидарахт оставалось еще верст тридцать, когда в спину задул пустынный суховей. «Не к добру это, — тревожно подумал суеверный Эшши-хан. — Посредь зимы и горячий ветер...» Он не успел и рта раскрыть, чтобы поделиться своим предчувствием с Ходжаком, как его конь, угодив в сусличью нору, резко припал на колени, Эшши-хан вылетел из седла и кубарем скатился в овраг.

Колонна остановилась. Ходжак, Эймир-хан и двое нукеров, спешившись, бросились на помощь хану. Конь под Ишаном Халифой, чувствуя нервозность хозяина, беспокойно кружил на месте.

— Что там еще? — недовольно спросил он, словно Эшши-хан умышленно упал с коня.

— Хан вывихнул коленную чашечку, — сказал Ходжак, выбравшись из оврага.

— Этого только не хватало! — Брандт, сверкая бычьими глазами, своей громадной тушей приподнялся на стременах, попытался заглянуть в овраг, где, охая, лежал Эшши-хан, и тяжело опустился в седло. Потом выразительно глянул на врача-немца: — Может, Вальтер, вы за него возьметесь?

— Вы же, Брандт, знаете, что я терапевт. — Белобрысый Янсен легко спрыгнул с лошади, сделал несколько пружинящих шагов, разминая затекшие ноги, и добавил на эсперанто: — Будь моя воля, я бы его пристрелил вместе с лошадью...

Молчаливый Брандт лишь улыбнулся коллеге, приехавшему из Берлина не потому, что Кальтенбруннера беспокоило состояние здоровья бывшего эмира бухарского. Янсена, присланного шефом службы безопасности, больше заботила память умирающего больного, который знал имена эмигрантов, британских агентов, теперь готовых выполнять задания германской разведки. Флегматичный Брандт, осуждая в душе болтливость врача, с недавних пор служившего в СД, — кто поручится, что среди афганцев нет человека, говорящего на эсперанто, — все же не смолчал:

— Вас, Вальтер, не поймешь! То вы поете афганским туркменам дифирамбы, называя их потомками Тимура, то готовы прикончить всех до единого. Без них нам Среднюю Азию не завоевать,

— У нас в Германии, — Янсен презрительно скривил губы, — и своих немощных немцев хоть