хоть и недолгую службу, солдаты не выразили никаких эмоций. Они уже научились не испытывать жалости и держать себя в руках даже в экстремальной ситуации. К тому же убитые, как было сказано, были жестокими террористами, отправившими на тот свет гораздо большее количество ни в чем не повинных людей. А ведь бороться с такими радикально настроенными боевиками, собственно, и было обязанностью миротворцев. Солдаты с равнодушным видом захлопнули багажник и, не задавая никаких лишних вопросов, уселись в джип.

Снова засветились фары, освещая усыпанную мелкими камешками дорогу. Монотонно затарахтел двигатель, и автомобиль, уже с новыми пассажирами, дав задний ход, развернулся и помчался в направлении ворот, собираясь покинуть порт. Подождав, пока он скроется из виду, полковник с миротворцами двинулись к трапу, намереваясь подняться на парусник. Волны с плеском разбивались о борт судна, оно еле заметно качалось из стороны в сторону. Военные неспешно поднимались вверх, оглядываясь по сторонам, шагая на фоне ночного океана. Фогс шел впереди, насвистывая мелодию вальса, и о чем-то размышлял. Подчиненные, тихонько переговариваясь, следовали за ним.

Шум с силой накатывавших на берег океанских волн смешивался с таинственными и завораживающими шорохами, доносившимися из зеленого массива, расположенного совсем недалеко от берега. Волны накатывались на берег, выбрасывая на сушу мелкие камешки самых различных форм. Удивительно гладкие, они блестели в лунном свете. Песок быстро темнел, впитывая в себя влагу, и казался теперь гораздо более твердым.

Несколько морских птиц, словно опытные серфингисты, умело маневрировали на волнах, отрывисто крича звонкими голосами. Деревья ночью казались громадными мифическими существами. Ветки, мотавшиеся на ветру из стороны в сторону, создавали впечатление, что это — сотни рук, машущих из темноты, словно приветствуя кого-то.

Под одним из деревьев слышались еле различимый треск и странные звуки, как будто стоны. Они постепенно нарастали, и вскоре раздалось невнятное бормотание, смутно напоминающее человеческую речь. У подножия невысокого, но с большой, размашистой кроной дерева сидел человек. Он дергался, словно в конвульсиях, пытаясь подняться. Однако его попытки заканчивались неудачей, поскольку он был крепко привязан к дереву. Его дыхание было тяжелым и частым, а лицо и руки покрывали мелкие ссадины, из которых сочилась кровь. В этом человеке с трудом можно было узнать прежде лощеного и рафинированного сотрудника крупной европейской корпорации Адриана Гресса. Потеряв надежду освободиться от удерживающих его веревок, он безнадежно опустил голову, уставившись в землю. От усталости и перенапряжения Гресс уже мало что соображал. Голова раскалывалась, казалось, что каждая мысль приносит физическое ощущение боли. Надежда выбраться живым отсюда терялась с каждой секундой. Животный страх вызывала в швейцарце одна только мысль о том, что ему приведется провести ночь в африканских дебрях, кишащих неизвестными и опасными представителями фауны этой чудесной страны.

Невдалеке, в таком же положении, с привязанными к дереву руками, полулежали двое солдат- миротворцев. Из одежды на них имелось только нижнее белье. Один из них пребывал без сознания, второй, уподобившись Грессу, предпринимал отчаянные попытки освободиться. Кричать в такой ситуации было совершенно бесполезно: в этой глуши надеяться на появление случайного прохожего было бы просто глупо. Скорее наоборот: громкие крики могли привлечь внимание каких-нибудь диких и голодных зверей. Солдат пытался перетереть веревку о покрытый толстой корой ствол дерева, к которому был привязан, но у него ничего не выходило. Он лишь содрал кожу на руках, и теперь те горели, будто их жгли на костре.

— Где я? — открыл глаза и простонал его товарищ.

Он ничего не соображал, видимо, удар, выведший его из строя, был очень сильным.

— Все там же… — хрипло ответил коллега.

— Черт, как голова болит… будь все проклято, — взгляд военного с надеждой был устремлен в сторону пляжа, виднеющегося сквозь заросли кустарника, — нас же должны начать искать, когда на базе заметят наше отсутствие…

Миротворец увидел миссионерский трейлер с настежь распахнутой и колыхающейся на ветру дверцей. Рядом, застыв, словно окаменевшее морское чудовище, стояла амфибия. Дополняя это зрелище, на берегу, уткнувшись лицами вниз, лежали два бездыханных тела — Абдулла Хасан и Умар Юсупов. Волны лизали огромные ноги сомалийца, лежавшего ближе к воде. Со стороны океана поднимался сильный ветер, шумящий в кронах деревьев.

Порывы ветра, постепенно усиливаясь, стали безжалостно гнуть ветви деревьев. Волны с шумом разбивались о берег. Казалось, две стихии борются между собой, собираясь наконец-то выяснить, какая из них сильнее. Птицы испуганно кричали, пытаясь укрыться от налетевшего урагана.

Оказавшись на палубе парусника, Полундра и Сухомлин вздохнули с облегчением: пока что все складывалось как нельзя лучше, и их авантюрный замысел сработал. Теперь нужно было решать, как действовать дальше. В голове Павлова потихоньку созревал план, с помощью которого они могли удачно выбраться из всей этой переделки и попытаться вернуться на родину.

Проблемой, которая волновала русского моряка, являлось присутствие на борту судна еще двух представителей миротворческих сил, обеспечивающих охрану судна, как говорится, изнутри.

Солдаты расхаживали по палубе, скрипя вычищенными до блеска ботинками. Их лица были серьезными, с небольшим налетом усталости. Свет луны заливал палубу тускло-желтым светом, отражаясь в черных стволах автоматов, находящихся в руках миротворцев. Последнее обстоятельство серьезно усложняло задачу Полундры. Помимо того, что часовых нужно было нейтрализовать, так еще и настолько бесшумно, чтобы никто в порту не услышал, что на «Адмирале Сенине» происходит «смена караула».

Старлей чувствовал постоянное внутреннее напряжение. Он ужасно устал и ощущал, как силы покидают его, однако не мог допустить и мысли о том, что ему не удастся осуществить задуманное.

Фогс, находясь под постоянным контролем россиян, с недовольным видом поправлял смявшийся воротник рубашки. В его пистолете не было патронов, и он должен был, как послушный ягненок, выполнять указания двух русских моряков. Для Фогса, за многие годы привыкшего скорее отдавать приказы, чем их выполнять, такое положение казалось весьма унизительным. Однако выбора не было…

Пока миротворцы проходили мимо входа в каютные помещения, русские моряки с полковником ловко проскользнули вниз, оставшись незамеченными. Силовая установка не работала, оставив тем самым судно безо всякой энергии. Сухомлин с Полундрой с трудом ориентировались в темном пространстве и шли практически на ощупь. Толкая впереди себя Фогса, они медленно продвигались по коридору. Конечно, они хорошо знали планировку своего родного судна и благодаря этому добрались до кают, в которых должны были размещаться матросы. Осторожно отворив дверь одной из них, Полундра слегка подтолкнул немца, приказывая ему войти внутрь. Тот, ощущая у себя на спине холодную сталь пистолета, безмолвно подчинился.

Все происходило в абсолютной тишине, Павлов четко осознавал, что ни в коем случае нельзя было выдать своего присутствия солдатам, чинно расхаживающим по палубе, — миротворцы без труда поднимут тревогу, и тогда за считаные минуты в порту появятся остальные. С особой осторожностью закрыв дверь, курсант стал вглядываться в темноту. Постепенно его глаза привыкли, и он уже совершенно ясно мог различать предметы, находившиеся в каюте. Полундра, осознав, что полковник будет им только мешать, решил ненадолго от него избавиться. Вдвоем с курсантом, угрожая немцу оружием, они крепко связали офицера бундесвера. Теперь старлей мог спокойно рассказать Сухомлину о своем хитроумном плане.

Усевшись на пол у стены и поджав под себя ноги, Полундра тихо, почти беззвучно объяснял курсанту,