поддых. Крикун согнулся пополам, одышливо сипя и обхватив руками живот, а брат Бомбах сделал нечто странное – сорвав с пояса измусоленный отрезок толстой веревки, коим обыкновенно подпоясывал рясу, сунул ее под нос красильщику.

– Обречены, значит?! Вот тебе, держи, и да простит меня Светоносный! – загремел монах. – Можешь повеситься на воротах. А то поди вон из замка, оборотни тебя там ждут не дождутся!. Гляньте на труса, люди! Он еще жив, но все равно что мертвец! Ни проку от него, ни защиты, ни совета, ни утешения. Кто хочет быть похожим на него? Кто еще опустил руки и приготовился к смерти? Неважно, где умирать, важно лишь – как умереть. Как герой? Или как баран на бойне? Что каждый из нас скажет Создателю, явившись в чертоги Его? А может, остаться жить и сохранить жизни женам своим и чадам, плоть от плоти вашей? Кто потерял надежду – прочь из замка! Вы пришли сюда, чтобы защитить свои жизни! Вы надеетесь на высокие стены, на мечи гвардейцев, на королевского мага? Но стены невысоки, гвардейцев мало, маги не всемогущи – отчего же тем, чья рука тверда и глаз верен, не встать на стенах рядом с гвардейцами в помощь себе и им?

– Эй, Бомбах, это я, Элвин! – крикнул кто-то. – Послушай меня! Про оружие и все такое говоришь ты складно, но где оно, оружие? Я не трус, я на Медовой аллее в первых рядах был, с копьем и с луком управлюсь, но с голыми руками на обращенных сам иди!

Бомбах крякнул. Пустые разговоры кончились, начиналось дело. Звонарь туго подпоясался своим вервием, расправил плечи и гаркнул, словно десятник перед строем:

– За мной, люди, во имя Небесного Заступника! Будет вам оружие!

…Где в Вольфгардской Цитадели находится вход в арсенал, брат Бомбах, само собой, не имел ни малейшего понятия, однако ж выяснил моментально, почти не сходя с места – подсказал один из подростков, таскавших стрелы лучникам, указал на приотворенные двойные ворота, скрывавшиеся за пузатой башней донжона. Завидев, как одновременно снимаются с места и уверенно направляются к оружейной несколько десятков крепких мужиков из числа набившихся во двор горожан, гвардейцы встревожились. С десяток серебряных шлемов попытались преградить путь Бомбаху и его ополчению, выстроившись редкой цепью и наставив скрещенные копья. Кое-кто из беженцев дрогнул было, но звонарь даже не замедлил шага.

– Что ж, братья-единоверцы, никак поубиваете нас, безоружных? – вскричал он. В следующее мгновение монах с удивительной для его сложения ловкостью поднырнул под угрожающе блеснувшие наконечники, схватил обеими руками древки копий и вывернул их остриями в небо. Гвардейцы замешкались лишь на миг, но этого хватило – они уже оказались в гуще толпы, и сильные руки стиснули их оружие. Тем временем громкий бас, привычный и к проповедям, и к строевым командам, увещевал:

– Не противьтесь, воины, и не будет худа! Мы не причиним вреда! Потребно нам оружие, дабы с вами встать на стенах крепких против порождений тьмы и чернокнижия, за веру святую, за родную землю! По личному приказу Конана, владыки Аквилонии, создано ополчение сие в помощь вам!..

«Да простится мне эта маленькая ложь, ибо она во благо», – убеждал митрианец заодно и себя, поелику никакого «личного приказа» от владыки Аквилонии он, понятно, не получал – за исключением указания там, в подземелье, убраться с глаз долой и не путаться под ногами.

Впрочем, упоминание имени Конана оказалось, пожалуй, действеннее, нежели обращение к Владыке Света.

Заслышав, что наконец появился хоть кто-то, способный навести порядок в происходящем вокруг кошмаре и даже отдающий приказы, гвардейцы враз лишались всякой охоты препятствовать неудержимому монаху с его лапотным ополчением.

У врат арсенала, где несли службу полдюжины воинов во главе с десятником, вышло и вовсе просто и почти привычно. Имя Аквилонца, в очередной раз оглашенное Бомбахом, послужило волшебной отмычкой, и спустя двадцать ударов сердца коренастый усатый гвардеец отпирал перед возбужденно гудящими ополченцами клети с разнообразным оружием.

Чего тут только не было… Кое-что осталось еще от запасливого короля Эрхарда, некоторые клети из железных прутьев в руку толщиной заполнял отменным оружием уже его племянник, Эртель Эклинг. В грубо сколоченных ящиках со стружкой лежали мечи – короткие, длинные и двуручные раздельно, алебарды и рунки, составленные в колючие пирамиды, секиры, арбалеты – со стремечком для ножного упора или взводящиеся рычагом, кипы стрел и арбалетных болтов… Кольчуги и кирасы, висящие на стенных крюках или сложенные промасленными стопами, круглые щиты для всадников и тяжелые квадратные павизы – стоять на стенах или прикрывать латную пехоту от града стрел… В одной клети сыскались какие-то загадочные колеса, кривые рычаги и набор бронзовых деталей. Бомбах с трудом догадался, что перед ним разобранная катапульта. Ополченцы разбрелись по подземелью, враз наполнив гулкие залы лязгом, звоном и восторженно-недоуменными возгласами. Кто-то завопил:

– Брат Бомбах! Что брать-то?

Монах не успел ответить, за него ответил бас бакалейщика Вольда:

– Бери что сподручней! Ловок с мечом – бери его, или лук, коль хорошо стрелы мечешь!

– Брони вздевайте непременно! – гаркнул митрианец. – Тяжелые не хватайте, достанет с вас кольчуги, в самый раз от клыков и когтей! И шлемы с сеткой кольчужной, чтоб шею прикрывала! Да каждый пусть возьмет по арбалету и болтов по вязке к нему!

– Дело говоришь, – одобрительно хмыкнул десятник, стоявший рядом. – С луком управляться – уменье надобно немаленькое и сила в руках. А с арбалетом, точно, оно проще – взвел, нацелил, нажал, всего делов. Ты сам, добрый человек, не служил ли когда раньше?

– Всяко бывало, – неопределенно отмахнулся Бомбах. Сам он себе выбрал тонкую, плотной вязки кольчугу, почти не стеснявшую движений, но надежную против ножа и, следовательно, от когтей тоже, шлем с бармицей и арбалет с полным тулом тяжелых стрел. На случай близкого знакомства со скограми монах, подумав, сунул за широкий кожаный пояс граненый шестопер. Вообще-то меч или секира казались уместнее против твари, обладающей способностью почти мгновенно залечивать любые раны, но Бомбах и прежде был сноровист именно с булавой и изменять привычке не собирался – полагался на свою весьма немалую силу.

Он выбрался наружу одним из первых и подождал, покуда соберутся прочие, теперь уже оружные и представляющие собой какую-никакую, а все же воинскую силу воспрявшие духом горожане. На стенах по- прежнему несли дозор лучники, и тревога ощутимо висела в пропитанном влагой воздухе, но, несмотря на это, природное людское любопытство взяло верх. Поглазеть на диковинное зрелище собралось десятка два стражников и довольно много беженцев, женщин и детей, не занятых никакой работой или уходом за ранеными. Бомбах встречал каждого выходящего ополченца, осматривал его придирчивым взглядом, при надобности давал полезный совет или отправлял обратно за недостающим добром.