Ковыляющий по беспокойной ночной зыби фрегат Цитадели подбирал на борт уцелевших: жителей близстоящих домов, ринувшихся за спасением в замок, и людей, чудом сумевших покинуть кровавое месиво Торгового Поля – заезжих купцов, гостей из провинций, свитских и гвардейцев аквилонского короля.

Одновременно замок терял возможных защитников – тех, кто по прихоти судьбы явился на свет в племени Карающей Длани и теперь волей или неволей превращался в скогров, одержимых.

Одни исчезали тишком, покидая вверенные им посты, бросая оружие, откладывая в сторону иглу, черпак или вилы, и следуя гремевшему в крови призыву рождающегося Зверя. Другие пытались бороться с наваждениями, погибая от рук своих же бывших друзей, насмерть перепуганных и забывших обо всем, кроме помыслов о собственном спасении, либо – если им везло – оказываясь за решетками в подземельях и казематах. Третьи, с которыми приходилось тяжелее всего, впадали во внезапное помешательство, хаотически меняя облики, бросаясь на любое живое создание и не делая различия между людьми и соплеменниками. Эти чаще всего беспрепятственно пропадали за стенами крепости, унося с собой две-три жизни, да еще успевая вдвойне больше ранить и учинить изрядный переполох.

Подле трех ворот замка – Оленьих, Купеческих и Снежных – царил сущий кошмар. Горожане рвались под защиту стен Цитадели, гвардейцы, опасаясь открывать ворота настежь, впускали людей маленькими группами. Из темноты в мятущееся людское скопление, как ястребы в утиную стаю, то и дело врывались обезумевшие скогры, и над всем этим столпотворением стоял дрожащий, бессмысленный крик. Не выдержав, кто-нибудь из спасающихся начинал карабкаться на ворота. Попытки обычно завершались падением в мечущуюся внизу толпу, слышался отвратительный хруст, и о человеке тут же забывали.

Несмотря на хлещущий ливень, в восходной части небосклона отчетливо различалось высокое желто- алое лохматое сияние. Огонь расправлялся с ярмарочными рядами, угрожая вот-вот перекинуться за стену. Укрепления Вольфгарда по большей части оставались земляными и деревянными, лишь на некоторых участках их заменили каменной кладкой. Разбегавшимся с горящего Торжища одержимым полузверям не составило труда перебраться через стены и ворваться в город, где они бесцельно носились по улицам, нападая, бросая умирающую жертву и тут же кидаясь на поиски новой. В некоторых подворьях вовремя сообразили запереть наглухо все входы-выходы и схватились за оружие, превратив дома в маленькие неприступные крепости и надеясь на лучшее.

Однако долгой ночью во многие головы закралась тягостная мысль о том, что Вольфгард обречен. Пусть подсчитано, что на пять-шесть горожан приходится всего один уроженец Карающей Длани, но в уличной потасовке, да еще пребывая в зверином облике и будучи невменяем, оборотень с легкостью может противостоять даже десятку вооруженных людей.

В этом на собственном горьком опыте убедились немногие оставшиеся в живых блюстители из городской стражи, пытавшиеся справиться со скограми, преследовавшими беглецов с Торгового Поля. Раны, нанесенные железом или стрелами, не причиняли тварям особенного вреда, они упрямо продолжали двигаться, даже когда удачно нанесенный удар крошил им хребет. Уже не раз и не два скогра, принятый за мертвого, вскакивал, норовя прикончить того, кто имел несчастье оказаться в пределах досягаемости.

Нельзя сказать, чтобы завороженные оборотни отличались догадливостью или природной сметливостью животных. Натыкаясь на запертую дверь и убедившись, что с разбегу ее не высадить, они не пытались искать обходные пути или способа открыть створку, но быстро теряли интерес и мчались дальше.

Десятка два жутких созданий, принявших вид громадных уродливых насекомых с головами хищных птиц, опьянев от запаха и вкуса крови, преодолели сухой ров вокруг коронного замка и вскарабкались по выступам на стене. Их вовремя заметили, обстреляв подожженными стрелами и вынудив отступить. Однако скогры не торопились отказываться от замысла закусить толпившимися во дворах людьми. Они носились по бастионам, выскакивая то тут, то там, хватая нерасторопных и сея ужас.

Исчезнуть их заставил только прянувший из окна в Медвежьей башне густой рой малиново рдеющих искр, разделившийся на отдельные облачка и плотной вуалью окутавший каждое из созданий.

Раздался пронзительный визг, отдаленно напоминавший проклятия на человеческом наречии, и охотники за человечиной стремительно попрыгали вниз со стен. Один, коему особенно досталось, поскользнулся на мокрых камнях и рухнул с высоты прямиком на ступеньки перед входом в жилые помещения замка, где его немедленно прикончили гвардейцы и обитатели Цитадели.

Жгучие искры, расправившись с незваными гостями, вереницей заскользили вдоль линии стен, будто им приказали нести дозор. Стражники, с опаской покосившись на эдакое диво, дружно сочли, что присутствующие в замке волшебники наконец-то взялись за ум, начав помогать осажденным. Колдунам жить тоже охота – не менее, чем всем прочим.

Меж тем в крепости нарастала неразбериха, грозившая обернуться всеобщей паникой. В небольшое укрепление набилось слишком много перепуганного стороннего люда, ищущего, куда бы спрятаться и вразнобой причитающего, мечущегося в поисках уцелевших родных или знакомых, толкающегося под ногами у гвардейцев, старавшихся наладить подобие обороны и вдобавок здраво опасавшихся, что любой из соратников может оказаться под властью безумия оборотней, начав изменять облик.

Отдавались команды, которые никто не слушал, хныкали потерявшиеся дети, лил дождь, с шумом дробившийся о каменные плиты, и стекавшая в канавы мутная вода мешалась с кровью. Факелы гасли, масляные лампы давали слишком мало света, в сумятице пытались отыскать коменданта крепости, Магнуссона, но тот сгинул без следа, также, как и трое его ближайших помощников.

О местопребывании Эртеля Эклинга вообще старались вопросов не задавать – уже пошел гулять слушок, будто король Пограничья не то погиб на Ярмарке, не то, перекинувшись волком, бродит в подземельях крепости. Грозный Аквилонец, сумевший вкупе с семейством и дюжиной Черных Драконов проложить себе дорогу в Цитадель, тоже куда-то запропал – и оставалось неясным, кто, собственно, распоряжается в коронном замке.

Там, где особенно густо толпились шлемы стражников и под кованым навесом скрывалась тяжелая низкая дверь, ведущая в подземелье, произошло какое-то движение. Человек, выбравшийся из подземных казематов, был невысок, лыс и коренаст. Из подземелья он выскочил так, словно бы за ним гнались, однако, увидев творящееся в замковом дворе, остановился, как вкопанный. Потрепанная митрианская ряса на нем немедленно начала обвисать мокрыми складками, пропитываясь дождем. Один из стражников подтолкнул монаха копьем.

– Проходи, святой человек, не задерживайся. Коли врачевать умеешь, ступай под навес у коновязи, там раненых полно.

– Во имя Вечного Света! – потрясенно выдохнул монах. – Что здесь происходит?

– Беда происходит, – раздраженно бросил кто-то из гвардейцев. – Почитай, мы в осаде. В городе полно бешеных оборотней, жрут все, что шевелится…

Брат Бомбах посмотрел на ответившего невидящим взглядом.