раздувались, как мехи, белая пена капала из пасти на раскаленный асфальт. Через полквартала от этого места в сточной канаве валялась другая собака, уже сдохшая.
Женщина за спиной Ника хрипло застонала, но он ничего не услышал. Он задернул занавеску, потер руками глаза и подошел к проснувшейся женщине. Джейн Бейкер лежала закутанная в одеяла, потому что пару часов назад ее начало знобить. Сейчас по ее лицу струился пот, и она сбросила одеяла. Ник смутился, увидев, что ее ночная рубашка в некоторых местах сильно намокла от пота и стала прозрачной. Но она не замечала Ника, и тогда он подумал, что ее полуобнаженный вид уже не важен. Она умирала.
— Джонни, принеси таз! Кажется, меня сейчас вырвет! — закричала она.
Ник вытащил из-под кровати таз и поставил рядом с ней. Но она заметалась, и таз упал на пол с глухим стуком, которого Ник, разумеется, не услышал. Он поднял таз и, держа его в руках, глядел на Джейн.
— Джонни! — закричала она. — Я не могу найти мою шкатулку для шитья! Ее нет в шкафу!
Он налил стакан воды из кувшина на ночном столике и поднес к ее губам, но она снова заметалась и чуть не выбила стакан у него из рук. Ник поставил его так, чтобы до него было легко дотянуться, когда она успокоится.
Никогда он так горько не сожалел о своей немоте, как в эти последние два дня. Методистский священник Брейсман был у нее 23-го числа, когда пришел Ник. Он читал ей Библию в гостиной, но заметно нервничал и, похоже, хотел поскорее уйти отсюда. Ник догадывался почему. От жара ее лицо светилось розовым, прямо-таки девичьим румянцем, что никак не соответствовало постигшему ее горю. Возможно, священник боялся, что она заразит его. Впрочем, скорее всего ему не терпелось собрать свою семью и двинуться полями прочь из города. В таких маленьких городках новости распространяются быстро, и уже многие решили покинуть Шойо.
С того времени как сорок восемь часов назад Брейсман вышел из гостиной Бейкеров, события стали разворачиваться как в кошмарном сне. Миссис Бейкер становилось все хуже, настолько хуже, что Ник опасался, как бы она не умерла еще до захода солнца.
Ситуация осложнялась еще и тем, что он не мог находиться возле нее постоянно. Он принес ленч трем вверенным ему заключенным, но Винс Хоуган есть был не в состоянии. Он бредил. Майк Чилдресс и Билли Уорнер просились на волю, но Ник не мог заставить себя выпустить их. Не потому что боялся — вряд ли они стали бы терять время на то, чтобы сводить с ним счеты. Как и другим, им захотелось бы поскорее убраться из Шойо. Но он не мог нарушить свои обязательства. Он дал обещание человеку, который уже умер. Разумеется, рано или поздно патрульная служба займется этим и заберет их отсюда.
В нижнем ящике стола Бейкера он нашел лежавший в кобуре 45-й калибр и после минутного колебания надел на себя портупею. Деревянная рукоять револьвера смотрелась нелепо на его тощем бедре, но тяжесть оружия успокаивала.
В полдень 23-го числа он отпер камеру Винса Хоугана, чтобы положить ему на лоб, грудь и шею пакеты со льдом. Винс открыл глаза и посмотрел на Ника с такой молчаливой и отчаянной мольбой, что Ник вновь пожалел о своей немоте, как он пожалел об этом два дня спустя у постели миссис Бейкер. Ему хотелось сказать какие-нибудь слова, которые могли бы принести хотя бы минутное облегчение бедному парню. Сейчас было бы достаточно самых простых слов вроде
Пока он возился с Винсом, Билли и Майк кричали ему. Когда Ник склонялся над больным, это не имело для него никакого значения. Но стоило ему поднять голову, как он видел их перепуганные лица и губы, выкрикивающие фразы, суть которых сводилась к одному: «Пожалуйста, выпусти нас». Ник старался держаться от них подальше. Несмотря на свою молодость, он по собственному жизненному опыту знал, что паника делает людей опасными.
В тот день он без конца сновал туда и обратно по почти безлюдным улицам, каждый раз опасаясь найти мертвого Винса Хоугана на одном конце своего маршрута или мертвую Джейн Бейкер — на другом. Он высматривал машину доктора Соумза, но так и не увидел ее. В тот день несколько магазинов и бензозаправочная станция еще работали, но он все больше убеждался в том, что город постепенно пустел. Люди уходили лесными тропами и просеками, может быть, даже переправлялись по реке Шойо, которая протекала через Смаковер и в конце концов доходила до города Маунт-Холли. Ник подумал, что с наступлением темноты город покинет еще больше людей.
Солнце уже село, когда он добрался до дома Бейкеров и увидел, что Джейн, закутанная в банный халат, пошатываясь, передвигалась по кухне. Она хотела заварить чай. Джейн благодарно взглянула на вошедшего Ника, и он заметил, что жар у нее спал.
— Я хочу поблагодарить тебя за твою заботу обо мне, — сказала она спокойно. — Я чувствую себя гораздо лучше. Будешь пить чай? — спросила она и тут же расплакалась.
Он подошел к ней, опасаясь, как бы она не потеряла сознание и не упала прямо на раскаленную плиту.
Она оперлась на его руку, чтобы не потерять равновесие, и склонила голову ему на грудь. Ее темные волосы рассыпались по голубому халату.
— Джонни, — проговорила она в сгущающихся сумерках. — Мой бедный Джонни.
«Если бы я мог говорить», — горько подумал Ник. Но он мог только поддержать ее и помочь дойти через всю кухню до стула, стоявшего возле стола.
— Чай…
Ник указал на себя и заставил ее сесть.
— Ладно, — сказала она. — Я действительно чувствую себя лучше. Значительно лучше. Это просто… просто… — Она закрыла лицо руками.
Ник налил им обоим горячего чая и поставил чашки на стол. Какое-то время они пили чай молча. Она держала чашку обеими руками, как ребенок. Наконец она поставила ее на стол и сказала:
— И сколько еще народу в городе подхватили это, Ник?
— Ты видел доктора?
— Эм доведет себя, если не будет осторожен, — сказала Джейн. — Он ведь будет осторожен, правда, Ник? Он не свалится?
Ник кивнул и попытался улыбнуться.
— А что с узниками Джона? Патруль забрал их?
— Не отпускай их! — проговорила она с жаром. — Надеюсь, у тебя и в мыслях этого нет.
Она улыбнулась ему, а когда повернула голову, Ник увидел у нее под нижней челюстью темные пятна и с тревогой подумал, можно ли считать, что опасность уже миновала.
— Да, пожалуй. Я собираюсь проспать двенадцать часов кряду. Хотя есть что-то ненормальное в том, что я сплю, когда Джон мертв… Знаешь, я никак не могу в это поверить. Я все время натыкаюсь на эту мысль, как на вещь, которую забыла убрать. — Он сжал ее руку. Она измученно улыбнулась. — Может, со временем появится что-то другое, ради чего стоило бы жить… Ник, ты отнес арестованным ужин?
Ник покачал головой.
— Ты должен это сделать. Почему бы тебе не взять машину Джона?
— Да, — сказала она. — Отлично.
Он поднялся и строго показал на чашку.
— До последней капли, — пообещала она.
Он уже направлялся к выходу, когда почувствовал, как она нерешительно дотронулась до его руки.