— Возможно, — кивнул Соумз. — Но я врач, а не герой. Джо сказал, что видел винтовки в кабине их обычного грузовика дорожной службы. Карабины армейского образца. Если кто-нибудь попытается покинуть Шойо в объезд и его заметят, то неизвестно, что может произойти. И это еще большой вопрос, что творится за пределами Шойо. Я повторяю, кто-то допустил ошибку. И теперь они пытаются скрыть это. Безумие. Безумие. Конечно, обо всем этом станет известно. И очень скоро. Но сколько еще человек умрет за это время?
Ник, напуганный всем сказанным, остолбенело смотрел, как Соумз возвращается к машине и медленно садится за руль.
— Кстати, Ник, — Соумз выглянул из окна, — как ты-то себя чувствуешь? Простуда? Насморк? Кашель?
Ник отрицательно покачал головой.
— Попытаешься выбраться из города? Я думаю, тебе это удастся, если будешь уходить полями.
Ник снова покачал головой и написал:
— Ты умный парень, — сказал Соумз. — Это редкость. А парень с таким чувством ответственности в наш век упадка — еще б
Ник утвердительно кивнул.
— Отлично. Я постараюсь днем проведать тебя.
Он завел машину и уехал с воспаленными от усталости глазами, бесконечно измученный и совершенно бессильный. Ник проводил его тревожным взглядом и продолжил свой путь к стоянке грузовиков. Закусочная была открыта, но одного из двух поваров не было, а трое из четырех официанток утренней Смены не вышли на работу. Нику пришлось долго ждать свой заказ. Когда он вернулся в тюрьму, Билли и Мак выглядели до смерти напуганными. Винс Хоуган бредил и был в бессознательном состоянии.
Глава 19
Ларри так давно не бывал на Таймс-сквер, что ожидал увидеть там какие-то необыкновенные, фантастические перемены. Теперь все, наверное, покажется ему меньше, что отнюдь не означает хуже. И это место уже не напугает его своими запахами, порочностью и какой-то особой, опасной оживленностью, как не раз случалось в детстве, когда он один или вдвоем с Бадди Марксом мчался сюда, чтобы за девяносто девять центов побывать на сдвоенном киносеансе или поглазеть на сверкающие витрины магазинов, пассажей и игровых залов.
Но все выглядело по-прежнему, вопреки тому, что некоторые изменения в действительности таки произошли. Исчез газетный киоск, стоявший на углу при выходе из подземки. Через полквартала отсюда, там, где раньше находился зал с игровыми автоматами, наполненный мерцанием световых и звяканьем звуковых сигналов, в котором опасного вида парни с зажатыми в уголках рта сигаретами увлеченно играли в «Необитаемый остров Готлиб» или «Космические гонки», теперь располагалось какое-то заведение под названием «Орандж Джулиус», а у входа кучковались молодые негры. Их тела плавно раскачивались словно в такт непрерывно звучащей ритмичной музыке, той музыке, которая доступна только черным ушам. Появилось больше салонов массажа и порнокинотеатров.
В целом же принципиально ничего не изменилось. От этого ему стало грустно. А от единственной реально ощутимой перемены все казалось еще хуже: теперь он чувствовал себя здесь туристом. Но, может, даже коренные ньюйоркцы чувствуют себя тут туристами-карликами, когда задирают голову, чтобы прочесть электронные заголовки, сменяющие друг друга на недосягаемой высоте. Ларри не мог ответить, он забыл, что значит быть частью Пью-Йорка. И он не допытывал ни малейшего желания восстанавливать это внутреннее ощущение.
Сегодня утром его мать не пошла на работу. Последние дни она пыталась справиться с простудой и нынче поднялась ни свет ни заря с высокой температурой. Лежа в своей прежней комнате на все той же прекрасно сохранившейся узкой кровати, он слышал, как мать громко возится на кухне, готовя завтрак, чихает и чертыхается при этом. Заговорил телевизор, в программе «Сегодня» передавали блок новостей. Попытка переворота в Индии. Взрыв на электростанции в Вайоминге. От верховного суда ждут принятия исторического решения о правах голубых.
Когда Ларри вошел в кухню, застегивая на ходу пуговицы рубашки, «Новости» уже кончились, и Джин Шейлит брала интервью у какого-то лысого типа. Лысый показывал коллекцию стеклянных фигурок животных ручной работы и рассказывал, что выдуванием стекла он увлекается вот уже сорок лет, а скоро в издательстве «Рэндом-Хаус» выйдет его книга. В заключение он несколько раз громко чихнул. «Прощаю вас», — смеясь, сказала Джин Шейлит.
— Ты хочешь болтунью или глазунью? — спросила Элис Андервуд. Она была в банном халате.
— Болтунью, — ответил Ларри, понимая, что протестовать против яиц бессмысленно. Элис считала, что завтрак без яиц (которые в хорошем настроении она называла «хрустяшки») — это не завтрак. Ведь они содержат белок и питательные вещества. Она слабо представляла себе, что такое питательные вещества, но свято верила в их силу. Она держала в голове целый перечень полезных продуктов, равно как и вредных, таких, как мармелад, маринованные овощи, пластинки розовой жевательной резинки с билетами на бейсбол и, Боже милостивый, еще много чего.
Он уселся и стал смотреть, как она готовит яичницу, разбивая яйца все в тот же старый черный ковш, взбивая их все тем же металлическим венчиком. Этой посудой она пользовалась еще тогда, когда он ходил в первый класс школы № 162.
Она вынула из кармана носовой платок, прокашлялась и чихнула в него, ругнулась себе под нос и засунула платок обратно.
— Ты сегодня не пошла на работу?
— Я предупредила их, что заболела. Эта простуда хочет доконать меня. Ненавижу пропускать работу по пятницам, когда столько дел, но я совершенно расклеилась. У меня подскочила температура, да еще гланды распухли.
— Ты вызвала врача?
— Когда я была молоденькой хорошенькой девушкой, доктора приходили по вызову домой, а теперь нужно самой тащиться к ним в больницу, в кабинет неотложной помощи. Вот так, или целый день дожидаться, — пока тебя осмотрит какой-нибудь шарлатан в одном из тех пунктов, которые власти открыли для оказания — ха-ха! — бесплатной медицинской помощи старикам. Приходи и жди, пока тебя облагодетельствуют, я так думаю. Эти пункты хуже отделов по выдаче бесплатных товаров за накопленные тобой льготные зеленые купоны в последнюю неделю перед Рождеством. Я останусь дома и приму аспирин, а уже к завтрашнему утру дело пойдет на поправку.
Он пробыл дома почти все утро, пытаясь хоть чем-нибудь помочь ей. Он перетащил телевизор к ней в спальню, поближе к кровати. Это потребовало известного героизма, о чем свидетельствовали вздувшиеся на его руках жилы. («Ты заработаешь себе грыжу только ради того, чтобы я могла посмотреть „Давай заключим сделку“,» — фыркнула мать.) Потом он принес ей сок, средство от насморка, сбегал в магазин за парой книжек в мягких обложках для нее.
Теперь им не оставалось ничего, кроме как начать играть на нервах друг у друга. Она удивилась, насколько хуже телевизор показывает в спальне, а он в ответ съязвил, что плохое изображение лучше, чем полное его отсутствие. В конце концов он сказал, что ему нужно идти по каким-то делам.
— Хорошая мысль, — отозвалась она с явным облегчением, — а я пока вздремну. Ты славный мальчик, Ларри.
Он спустился по узкой лестнице (лифт по-прежнему не работал) и вышел на улицу со смешанным
