мальчика было все равно что стоять на раненой, но все еще опасной змее. Он чувствовал, как паренек пытается освободить руку любой ценой — будь то содранная кожа, изувеченная плоть или даже сломанная кость. Мальчишка дернулся, приподнялся и попытался укусить Ларри за ногу через тяжелую, намокшую материю его джинсов. Ларри нажал сильнее на тонкое запястье, и Джо издал вопль — не боли, а ненависти.

— Брось его, малый.

Джо продолжал бороться.

Единоборство продолжалось бы до тех пор, пока Джо не высвободил бы руку или Ларри не сломал бы ему запястье, если бы наконец не приблизилась Надин, вся в грязи, задыхающаяся и шатающаяся от усталости.

Не взглянув на Ларри, она рухнула на колени.

— Брось его! — сказала она тихо, но очень твердо. На лице ее блестели капельки пота, но оно было совершенно спокойным, и его отделяло всего несколько дюймов от искаженной, дергавшейся физиономии Джо. Он оскалился, рявкнул на нее как собака и продолжал бороться. Ларри надавил сильнее, чтобы сохранить равновесие сил. Если мальчишка сейчас освободится, он скорее всего ударит сначала женщину.

— Брось… его… Джо! — сказала Надин.

Мальчик зарычал. Между его стиснутыми зубами потекла слюна. К правой щеке прилип кусок грязи, формой напоминающий вопросительный знак.

— Мы оставим тебя, Джо. Я — оставлю тебя. Я уйду с ним. Если ты не будешь себя хорошо вести.

Ларри почувствовал, как рука под его ногой напряглась, а потом ослабла. Но мальчишка смотрел на нее мрачно, обиженно и обвиняюще. Когда он слегка поднял глаза и взглянул на Ларри, тот прочел в них жгучую ревность. И хотя пот струился по всему его телу, под этим взглядом Ларри стало холодно.

Женщина продолжала спокойно говорить. Никто не причинит ему вреда. Никто его не бросит. Если он отпустит нож, все смогут стать друзьями.

В конце концов Ларри почувствовал, как рука под его ногой расслабилась и разжалась. Мальчик лежал неподвижно, безучастно уставясь в небо. Ларри убрал ногу с его запястья, быстро нагнулся и поднял нож. Он повернулся и с силой швырнул его в сторону мыса. Лезвие вертелось в воздухе, сверкая на солнце. Джо своими странными глазами проследил за его полетом, а потом издал долгий, глухой крик боли. Нож со слабым звоном ударился о скалы и полетел в воду.

Ларри обернулся и оглядел незнакомцев. Женщина смотрела на руку Джо, где ярко алел глубокий отпечаток ребристой подошвы ботинка Ларри. Потом ее темные глаза поднялись на Ларри. Они были полны печали.

Ларри почувствовал, как у него на языке уже вертятся старые знакомые слова оправданий — «Мне пришлось это сделать, послушайте, леди, он хотел убить меня», — потому что в этом огорченном взгляде он словно прочел приговор; «Никакой ты не славный парень».

Но в итоге он ничего не сказал. Все случилось так, как случилось, и мальчишка сам вынудил его к таким действиям. Однако, глядя на безутешного мальчика, который теперь сидел на корточках, обняв колени и засунув большой: палец в рот, он усомнился, что паренек сам спровоцировал все случившееся. И это могло кончиться гораздо хуже — один из них мог быть сильно ранен или даже убит.

Итак, он ничего не сказал и, встретив мягкий взгляд женщины, подумал: «Похоже, я изменился. Как-то изменился, хотя и не знаю, насколько». Он неожиданно вспомнил о том, что однажды рассказал ему Барри Грег про гитариста из Лос-Анджелеса — парня по имени Джори Бейкер, который всегда и везде успевал вовремя, никогда не пропускал репетиций и не ломал аппаратуру. Хотя он не отличался особо виртуозной игрой, не хватал звезд с неба, как Ангус Янг или Эдди Ван Хейлен, но был профессионалом. Когда-то, по словам Барри, Джори Бейкер был рулевым группы «Спаркс», которой все в тот год прочили успех. Они были похожи на ранних «Криденс»: играли такой же тяжелый добротный гитарный рок-и-ролл. Джори Бейкер написал большую часть текстов и исполнял весь вокал. Затем последовала автомобильная авария, сломанные кости, огромные дозы наркотиков в больнице. Оттуда он вышел, как пелось в песенке Джона Прайпа, с металлической пластинкой в голове и обезьянкой за спиной. С демерола он перешел на героин. Несколько раз попадался. Через некоторое время он превратился в обыкновенного уличного наркомана с дрожащими пальцами, выпрашивавшего мелочь возле станции метро «Грейхаунд» и находившегося на краю пропасти. Потом, года через полтора, он каким-то образом завязал с наркотиками и больше не срывался. Ему удалось многое в себе вытравить. Он уже не был больше рулевым никаких групп, добивающихся там успеха или нет, но он опять всюду успевал вовремя, никогда не пропускал репетиций и не ломал аппаратуры. Много он не болтал, но следы иглы на его левой руке исчезли. И Барри Грег сказал: «Он вышел с другой стороны». Вот и все. Никто не может сказать, что происходит на отрезке, отделяющем того человека, которым ты был, от того, которым стал. Никто не может описать этот кошмарный участок ада, где ты совершенно одинок. Не существует никаких схем подобных перемен. Ты просто… выходишь с другой стороны.

Или не выходишь.

«Каким-то образом я изменился, — подумал Ларри. — Я тоже вышел с другой стороны».

Она сказала:

— Меня зовут Надин Кросс. А это — Джо. Я рада познакомиться с вами.

— Ларри Андервуд.

Они пожали друг другу руки, слабо улыбнувшись абсурдности ситуации.

— Давайте вернемся на дорогу, — сказала Надин.

Они пошли рядом, и, сделав несколько шагов, Ларри обернулся и взглянул через плечо на Джо, который по прежнему сидел, обняв колени, и сосал большой палец, явно не замечая, что они ушли.

— Мы можем присесть? — спросила она.

— Конечно.

Они уселись на асфальт, друг против друга. Через некоторое время Джо встал и побрел по направлению к ним, неотрывно глядя на свои босые ноги. Подойдя, он сел чуть поодаль от них. Ларри с беспокойством взглянул на него, а потом снова на Надин Кросс.

— Это вы — те двое, что следовали за мной?

— Вы знали? Я так и думала. Да, это были мы.

— Как долго?

— Вот уже два дня, — сказала Надин. — Мы жили в большом белом доме в Эпсоме. — Видя недоуменное выражение его лица, добавила: — У ручья. Вы там заснули возле каменной ограды.

Он кивнул.

— А прошлой ночью вы вдвоем приходили подглядывать за мной, когда я спал на веранде. Наверное, чтобы посмотреть, нет ли у меня рогов и длинного красного хвоста.

— Это Джо, — тихо сказала она. — Я пошла за ним, как только увидела, что он пропал. Откуда вы узнали?

— Вы оставили следы на траве.

— О-о. — Она пристально посмотрела на него изучающим взглядом, и он не отвел своего, хотя ему и хотелось это сделать. — Я не хочу, чтобы вы сердились на нас. Наверное, после того как Джо пытался убить вас, это звучит дико, но Джо не виноват.

— Это его настоящее имя?

— Нет, просто я так его называю.

— Он похож на дикаря из телепрограммы «Нэшнл джиогрэфик».

— Да, точно. Я нашла его на лужайке перед домом — может быть, его собственным, принадлежавшим некоему Рокуэю, — очень больного, ослабевшего от укуса какой-то твари. Скорее всего крысы. Он не разговаривает. Только рычит и ворчит. До сегодняшнего утра я могла его сдерживать. Но я… вы же видите, я устала… и… — Она пожала плечами. Болотная грязь подсыхала на ее блузке, образуя узоры, похожие на китайские иероглифы. — Поначалу я его одевала. Но он сдирал с себя все, кроме трусов, и в конце концов я устала стараться. Кажется, москиты и насекомые его не трогают. — Она помолчала. — Я