— Заткнись, мошенник! — прикрикнул на него Паоло. — Клянусь Святым Амвросием, я прикончу тебя, если ты еще посмеешь открыть рот, подлая тварь!

Монах испугался и прикусил язык до самого Лиона. При въезде в Лион монах пропал.

В Лионе Паоло устроил Джованни на богатом постоялом дворе в центре города, а сам с шумом и блеском ускакал, забрав всех своих людей. Никто не вернулся до ночи. Джованни места себе не находил от беспокойства. Прошла ночь, Паоло не прислал никаких известий. Под вечер второго дня Джованни впал в отчаяние. Один в чужой стране, без денег, без поддержки. Как мог Паоло бросить его на произвол судьбы? Но как бы то ни было, Джованни рассудил, что нет ничего более бесполезного, нежели отчаиваться и сокрушаться, и раз уж пришла нужда искать помощи, стоит обратиться к тем, кто способен понять его лучше всего.

Утром третьего дня он позвал своего Пьетро.

— Останешься здесь, стеречь вещи. Со двора ни ногой. Если что-нибудь пропадет, я… — Джованни сделал строгое лицо, — я тебя эфиопам в рабство продам.

Хозяин постоялого двора Жильбер Кривой радушно поздоровался с Джованни, надеясь поболтать с иностранцем о том, что почем в городе Лионе, но Джованни ушел, даже дороги не спросив. Он направился в первую попавшуюся часовню, где без труда отыскал почтенного настоятеля, который худо-бедно изъяснялся на латыни. О чем именно говорил ему Джованни и кто он вообще такой, старенький священник понять все-таки не смог, но вызвался проводить его в кафедральный собор.

Первый же вопрос, с которым Джованни обратился к оказавшимся без особого дела в соборе декану и нескольким каноникам, показал, с кем они имеют дело. Джованни от волнения трещал на латыни с такой скоростью, какая возможна только для итальянца: приведший его священник рассказал-де ему по дороге, что главная церковь Лиона освящена в честь Иоанна, и дворец архиепископа Лионского называется Сен- Жан, и главная улица Лиона того же названия, так о каком Иоанне идет речь? Ошарашенный декан ответил, что о святом Иоанне Крестителе. И, словно это обстоятельство привело его в чувство, Джованни наконец смутился, попросил извинить свое неучтивое поведение, объяснил, что крещен в честь Иоанна Евангелиста, представился и чистосердечно рассказал, в чем его затруднение. Декану пришлись по душе и обхождение, и искренность Джованни.

— Слава Создателю за его всемилостивейшее провидение, приведшее тебя к нам, — радостно провозгласил декан. — Сегодня воистину счастливейший из дней.

Такое высокопарное радушие смутило Джованни еще больше, но ему не дали опомниться, обступили со всех сторон, чуть ли не схватили под руки и повели показывать церковное хозяйство. Он едва спохватился спросить, где же господин архиепископ. Тогда все, бывшие там, сложив руки и придав лицам благоговейное выражение, объявили, что глубокочтимый Иоанн де Беллем, благодарением Божиим архиепископ Лиона и примас Галлии, в отъезде. Сказано это было с невыразимым облегчением. Джованни не успел понять, хорошо ли это для него или нет. Перед ним распахнули двери, за ними другие, его провели по собору, по всем постройкам и службам, показали архиепископский дворец, школу, скрипторий, огород и кладбище. От Джованни ждали одобрения, и он одобрял, искали его мнения, и он его высказывал, просили совета, и он его давал, при этом не уставая повторять гордым своим обширным хозяйством каноникам, что ему до сих пор не приходилось управлять церковью.

К полудню все утомились, и Джованни пригласили разделить скромную трапезу регулярных каноников Сен-Жан. В трапезной Джованни с деканом почли своим долгом поспорить по поводу того, кто благословит обед. Джованни аргументировал свое желание уступить это право декану уважением к местным порядкам и обычаям. Декан отказывался от такой чести в присутствии епископа. Нашли выход в том, чтобы молитву прочел самый молодой из присутствующих. К великому смущению Джованни, это он и оказался. За столом все почувствовали себя еще более непринужденно, стоило ли благодарить за это поваров или келаря по вину. Джованни не скупился на восторги, высоко оценив и вкус кушаний, и изысканность вин. За трапезой сидели долго. Некоторое время разговор еще вертелся вокруг хозяйства, цен, обязательств, но потом плавно перетек на правовые вопросы. Воздав хвалу просвещенности гостя в своей достойной изумления высокопарной манере, декан перевел разговор на проблемы образования. Когда заговорили о политике, все присутствующие были уже изрядно под хмельком. Джованни узнал, что лионский архиепископ уехал по обязанности вассала под знамена короля Франции, у которого случилась обычная сезонная война с королем Англии, что обе армии находятся в данный момент где-то в Берри, на границе Франции и Пуату. Возможно, конечно, что сейчас даже бьются, чем черт не шутит. Джованни попробовал было узнать что-нибудь о короле Генрихе Английском, но каноники признались, что никому из них не доводилось встречать этого сеньора, а питать Джованни слухами и лживыми россказнями они почитают ниже своего достоинства. Впрочем, это не помешало им тут же попотчевать Джованни парой- тройкой не слишком приличных анекдотов, главным героем которых выступал как раз нынешний король Англии. Потом, во имя справедливости, от каноников досталось и королю Франции.

Джованни вспомнил, что пора бы идти обратно в гостиницу, когда принесли свет. Декан отчаянно протестовал, чтобы их дорогой гость отправился ночевать на постоялый двор. В конце концов Джованни заставили пообещать вернуться во дворец архиепископа, только забрать своего слугу и вещи. Для сопровождения ему отрядили несколько дюжих каноников, которые во что бы то ни стало должны были доставить Джованни обратно в целости и сохранности. Сам декан желал бы пойти, но ему пришлось признаться, хоть и неохотно, что вино немного слишком ударило ему в голову.

Когда Джованни заявился в гостиницу ночью, с факелами и шумной ватагой подвыпивших каноников, Жильбер Кривой чуть не лишился дара речи. Спасло его от столбняка грозное появление Паоло Овильо.

— Где вы были? приступил зять к Джованни. Он спросил по-итальянски, желая подчеркнуть, что дело это французов не касается.

При других обстоятельствах положение вещей немедленно изменилось бы не в пользу вновь прибывших, но только не в этот раз. Джованни считал себя в большем праве предъявлять претензии, если уж на то пошло.

— А где были вы все это время, позвольте вас спросить? — сказал он в ответ, вместо того чтобы испугаться и начать лепетать извинения.

— Черт знает что такое! — воскликнул Паоло. — Что здесь происходит? Кто это такие? — он не слишком вежливо ткнул пальцем в сторону приготовившихся к обороне каноников.

— Так я, по-вашему, обязан вам отчетом? — взъерепенился Джованни. — Как же так? Отчего вы сами, ничего не объяснив, уехали неизвестно куда и неизвестно как надолго?

Все присутствующие, затаив дыхание, наблюдали, как они ругаются. Паоло постоянно оборачивался к своим людям, призывая их в свидетели ужасной наглости своего юного родственника, Джованни же искал поддержки у каноников, которые проявляли живейший интерес ко всему происходящему, хоть и не понимали ни слова.

Однако смекнув, что нахрапом не вышло, Паоло благоразумно решил отказаться от карательных действий в отношении строптивого шурина, рискующих превратиться во всеобщую драку, и прибегнул к тону увещевания и примирения.

— Хорошо, хорошо, я был не прав, я задержался и не предупредил. Но когда я вернулся и не нашел вас там, где вы должны были быть, я очень расстроился. Я думал, что с вами могло что-нибудь случиться.

— Я тоже думал, что с вами что-то случилось, я вас совершенно потерял, — ответил Джованни в тон зятю.

И ко всеобщему умилению они тут же помирились. Джованни познакомил зятя с канониками. Паоло, сменивший гнев на милость, был весьма любезен. Оказалось, что он прекрасно говорит по-окситански, и ему удалось сгладить неприятное впечатление, произведенное в первый момент. Потом каноники