эту иностранную сволочь.

— Стойте! — Тибо поднял руки, лихорадочно соображая, что бы такое придумать, остановить их, задержать. — Дело нешуточное. Тут хитрость нужна. А так-то нас же всех перевешают!

Пошел ты, нытик! оскорбленный в родственных чувствах Альмерик пригрозил Тибо кинжалом. — Тварь полосатая!

Альмерик пробормотал в сторону Тибо еще пару ругательств покрепче, и горожане и каноники, отпихнув Полосатого от двери, высыпали на улицу. Тибо ничего не оставалось, кроме как бежать за ними.

Едва начинало смеркаться, но короткий ноябрьский день спешил покинуть Силфор, к тому же небо было с утра затянуто тучами, того и гляди дождь пойдет, поэтому когда заговорщики толпой пришли на площадь, в окнах нижней залы епископского дома горел слабый свет. До вечерни оставалось еще немало времени, ставни и дверь стояли еще незатворенные. Тибо ничего не успел предпринять. Главарь силфорцев Мясник Эймар — подал пример к наступлению, первым бросившись к епископскому дому.

Джованни сидел у растопленного камина, ибо день выдался холодный, и задумчиво глядел на огонь. Напротив на низкой скамейке примостился Филипп де Бовэ, предававшийся мечтам о припасенном на ужин добром куске баранины. Он первый услышал топот на внешней лестнице и вскочил, почуяв недоброе. Тяжелая дверь распахнулась под напором горожан так широко, что ударилась о стену. Джованни тоже поднялся со своего места, в голове его вспыхнула, словно молния, единственная мысль, горячая мольба к небесам: «Только бы быстро, Господи!» Маленький зал заполнился вооруженными чем попало людьми, распаленными предстоящим убийством. Филипп едва успел добраться до своего оружия, но это не помогло: заговорщиков оказалось слишком много, они оттеснили Филиппа от Джованни, и едва он угрожающе взмахнул мечом, как торговец шерстью Турольд схватил Джованни, приставив ему нож к горлу.

— Бросай оружие, — приказал Турольд Филиппу, — не то я этому… голову отрежу!

Филипп матерно выругался. Между ним и Джованни оказалось дюжины две вооруженных людей, некоторые из них явно были охвачены боевой решимостью. Выбор был нелегкий, Филипп прикинул, сможет ли пробиться к епископу раньше, чем крепко державший Джованни горожанин успеет причинить ему вред, но Турольд, разгадавший мысли де Бовэ, слегка порезал Джованни шею, по ножу потекла кровь, и Филиппу пришлось бросить меч. Он швырнул его об пол, так, что тот загремел, словно ругаясь, как и его хозяин. Ближе всего к мечу оказался архидьякон Фольмар, однако он намеренно отступил, оружие Филиппа забрал себе кто-то из горожан. Самого же Филиппа окружили, а он приготовился к драке, пусть голыми руками, один против многих, но не просить же о пощаде подлую чернь. Только никакой драки не получилось: дюжий мясник Эймар ударил Филиппа сзади по голове скамейкой, и бедняга свалился на пол без сознания.

— Не убивайте его! — вскрикнул Джованни.

— Заткнись, — дернул его торговец шерстью, — до тебя еще дойдет дело.

Филиппа скрутили и связали, пнули несколько раз «Чтобы, когда очухается, ему жизнь медом не показалась», — объяснил руководивший карательной операцией мясник.

Торговец шерстью оттолкнул от себя Джованни, прямо в руки Альмерика, родственника мыловара.

— Что, мразь, посмотрим, как ты теперь в Рим нажалуешься! — прорычал Альмерик и одним ударом — кулаком в лицо — сбил Джованни с ног.

Джованни ударился об стену и упал бы на пол, если бы к нему не подоспел мясник Эймар, ради такого дела бросивший глумиться над поверженным Филиппом.

— Нет, нет! — схватил он Джованни за плечи и рывком поставил его на ноги. — Гляньте-ка, как его к земле клонит! Что, дождаться не можешь?

Альмерик давно заприметил епископское кольцо Джованни и улучил момент сорвать его с пальца.

— На тебе, что ли, на сохранение, — протянул он кольцо стоящему рядом архидьякону Фольмару.

— Нельзя поднимать руку на священника, — неожиданно заявил Фольмар.

— Ох, правда что ли? — глумливо запричитал мясник. — Да нужен он, об него руки марать. — И мясник оттащил Джованни к столу, поставленному в глубине залы для ужина, и хватил его головой о столешницу — не так сильно, чтобы раскроить череп, но все же с достаточной злостью. — А так можно? Не руками? — Эймар продемонстрировал не замаранные в крови руки. — Не руками, столом.

— А ногами можно? — лицемерно осведомился Альмерик.

Джованни упал, стоило только Эймару отпустить его, кровь заливала лицо, он ничего не видел, в ушах гудело, звенело, к горлу подкатился комок тошноты от вкуса крови и слез во рту.

— Специально прикатил, всякие там десятины с нас драть! — кричал ему Эймар. — Вот тебе десятина! — прорычал он, пнув Джованни.

— Близко, небось, твоя Ломбардия к сарацинам, вот они, поди, вас там и предупреждают, когда войной на христиан пойдут! — заявил кто-то. Кто, Джованни не разобрал, голоса начали искажаться в его ушибленной голове, ему очень хотелось потерять сознание. Он сжался на полу, сотрясаемый крупной дрожью, от страха не смея издать ни звука.

Заговорщики подбадривали себя, ругая его на чем свет стоит, но никто не собирался приниматься за убийство своего епископа. Не находилось ни одного столь безрассудного или столь попросту глупого, кто решился бы взять на себя ответственность за такое вопиющее преступление. К тому же, Джованни, с какой стороны ни взгляни, убивать было как-то неудобно, он не сопротивлялся, не вырывался, не огрызался в ответ на сыпавшиеся на него оскорбления, даже не просил пощады.

Наконец вперед пробился Тибо Полосатый, которого до сих пор упорно отпихивали прочь, чтобы не мешался.

Посмотрите-ка на каноников, — он указал на Фольмара со товарищи, — приперлись без оружия, стоят себе в сторонке, как будто они тут ни при чем. Мы, значит, виноватые будем, а они что?

Заявление Тибо пришлось как раз вовремя. Горожане повернулись к каноникам.

Чего молчите? — напирал Тибо. — Небось правду говорю.

Правду? — зашипел на него архидьякон. — Ты, тварь продажная, перед любым рыцарем готов на карачках ползать!

Тибо угрожающе приступил к Фольмару.

— Ну, давай, докажи, что ты наш человек, у тебя есть меч, убей его! - архидьякон ткнул пальцем в воздух над Джованни.

— Нашел дурака! — парировал Тибо.

— Ты предатель, предателем и останешься, — заявил мясник. Ответом ему был увесистый удар наотмашь, прямо в челюсть. Эймар пошатнулся, пощупал подбородок, тряхнул головой и бросился на Тибо.

— Эй, эй! — закричали сразу несколько человек и поспешили растащить дерущихся.

— Нельзя его просто так взять и зарезать! — кричал Тибо, пользуясь тем, что на него обращено внимание всех заговорщиков без исключения. — Даже если мы его после этого быстренько зароем и скажем, будто он от болезни загнулся, еще не известно, как обернется, может, понаедут какие-нибудь из Рима, из Кентербери, да откуда ни возьмись, раскопают, посмотрят, — и все откроется. Тайное всегда становится явным!

— Ишь как заливается, соловьем! — хмыкнул Альмерик. — Что ж ты нам прикажешь с ним делать?

— Ну… — помялся Тибо, высвобождаясь из рук горожан и показывая всем своим видом, что драться он не намерен, — вот ведь… он почесал в затылке, изображая глубокое замешательство. — Да! Давайте его запрем и голодом уморим!

Горожане и каноники призадумались.

— Точно! — как будто обрадованный своей находчивостью воскликнул Тибо. — Так никто не догадается. Он же болел? Болел. Вот и помер. И никаких доказательств.

А кто поручится, что ты, пока то да се, не отправишь в Честер человечка? — недоверчиво произнес Фольмар. — Он же долго помирать будет.