граф.

— Да, мессир, — поклонился им обоим капитан и скомандовал: «По коням!» Затем он самолично подержал Джованни стремя.

Горнист затрубил в рог, Джованни пустил Логику вскачь, отрывая, отдирая себя от графа Честерского, злосчастные мили от Стокепорта до Силфора: «Целых восемь, или даже больше, миль. Как я смогу жить так далеко от него? Никак, я не смогу, мне остается лишь смириться и принимать как испытание это безрадостное существование, когда лишь делаешь вид, что живешь, — рассуждал Джованни. — Если бы я мог не уезжать, я бы остался, если бы я только мог».

В Силфоре возвращение епископа наделало переполоху. Люди повылазили из дверей и окон поглазеть на мощную кавалькаду, прогремевшую по улицам.

— Ишь ты, гляди, как грязь-то подняли, — качали головами горожане.

Любопытство заставило каноников выйти встречать Джованни. — Добро пожаловать, мессир епископ, давненько мы вас не видали, — поприветствовал Джованни от имени всех собравшихся декан Брендан.

Джованни уже довольно сносно разбирал местный язык, а такие простые фразы и подавно, но сам говорить еще не выучился, поэтому он только кивнул в благодарность за приветствие и попросил кого- нибудь из графских людей переводить его слова.

— Все ли у вас благополучно? — спросил Джованни.

Декан Брендан пожал плечами и пробурчал нечто сколь пространное, столь и маловразумительное.

— Говорит, вроде архидьякон ваш приболел, а так все по-старому, мессир, — перевел для Джованни его ответ капитан Робер.

— Да, хорошо, я понял, спасибо, — Джованни, как обычно, почувствовал себя неловко перед своими канониками, словно был виноват перед ними в чем-то, или они были перед ним виноваты.

— Граф приказал нам тут осмотреться. Вы позволите, мессир? — спросил капитан.

— Да, разумеется, прошу вас, — Джованни пригласил графских людей в епископский дом.

Здесь царило полнейшее запустение: пыль по углам, холодно и сыро. Капитан Робер позвал каноников и напустился на них с упреками. Декан Брендан попробовал было возражать. Они, мол, и знать не знали, когда епископ вернется и вернется ли вообще, но не тут-то было. Капитана, усвоившего повадку де Бельвара твердо отдавать распоряжения и требовать беспрекословного подчинения своим приказам, невозможно было сбить с толку подобным нытьем.

— Сей же час натаскать дров, развести огонь, вычистить тут все, полы вымыть, прибрать в спальне, обед сообразить! Быстро, я сказал! — гаркнул он на каноников.

Они опешили от такого обращения, но декан еще раз осмелился возмущаться:

— Мы же не слуги, не ваши подчиненные, мы каноники, служители святой Девы Марии Силфорской, — забормотал он, пятясь к двери.

— Стоять! — капитан чуть ли не схватил декана за шкирку. — Так по-вашему, может быть, нам, рыцарям, тут прибираться, а? У вас кто дома камин разводит, уборку делает, обед подает? Вот и здесь пусть постараются! Брысь!

Каноникам некуда было деваться, пришлось подчиниться, они собрали всех своих домочадцев на подмогу и устроили основательную кутерьму. Повсюду мыли, скребли, выбивали пыль, снимали паутину. Джованни сунулся было в свою спальню: там жена декана перестилала ему постель и прикрикнула на него через плечо, не посмотрев, кто пришел:

— А ну не натаптывайте мне тут, пол чистый!

Джованни потихоньку передал капитану денег, купить все необходимое к обеду, и тот отрядил людей на рынок. Всеобщими усилиями скудное убранство епископского дома было быстро приведено в надлежащий порядок. В приемном зале перед жарко пылающим камином установили стол, и рыцари, гости Джованни, уселись обедать. Бабы каноников едва успевали подносить свою стряпню, честерские рыцари любили хорошо поесть.

— Спасибо за гостеприимство, мессир епископ, хороша у вас печеная рыбка, — прощаясь, сказал капитан Робер.

— Да что там, вам спасибо, — ответил Джованни.

— Ваше удовольствие — наше удовольствие, мессир, — поклонился капитан.

Когда люди графа уехали, Джованни побродил немного по чистому дому, хранящему запахи горячей еды и влажной уборки, посидел перед камином, глядя на веселые языки пламени. «Стокепорт не на Луне, Гийом приедет рано или поздно», — думал он, но все равно было очень тоскливо, одиноко. Джованни потянуло сочинить песню про свои несчастья. Он удивился — никогда не имел он склонности к подобным занятиям. «Придет же в голову, — усмехнулся он сам себе. — Глупости какие». И отправился спать. Уже лежа в постели он подумал, что верно каноники смертельно на него разобиделись. «И Бог с ними», — Джованни слишком устал от своих проблем, чтобы заниматься еще и обидами каноников.

Гийом Честерский места себе не находил от беспокойства с тех пор, как Джованни покинул Стокепорт. Когда его люди вернулись поздно вечером из Силфора, он вытребовал их к себе и расспрашивал обо всем так подробно, что они устали рассказывать. Де Бельвар прекрасно понимал, ехать на следующий же день навестить Джованни совершенно неуместно, и он назначил себе день — ближайшее воскресенье. Воскресная месса — благочестивый предлог показать себя всем злопыхателям. Вот он, граф, — жив, здоров и никому спуску не даст, если что. О своем решении де Бельвар помалкивал до поры, рассчитывая застать Арнуля врасплох, чтобы не дать ему возможности придумать благовидных отговорок на битый час пререканий.

Все вышло, как всегда, по его желанию. Он специально подготовился: накануне проехался немного на коне, убедился, что справится с поездкой. Ране его езда верхом пришлась не по вкусу, бок заныл, де Бельвар упрямо выругался: «Боли сколько влезет, черт тебя дери, все равно поеду». Однако в воскресенье ему пришлось быть осторожным, всю дорогу от Стокепорта до Силфора ехали шагом. Иначе, граф боялся, рана откроется, и тогда он вовсе не доедет. Поэтому на службу он опоздал, причем опоздал значительно, Джованни уже осуществлял пресуществление Даров.

Едва де Бельвар заявился в церковь, все присутствующие на мессе каноники и горожане начали украдкой поглядывать на него да перешептываться. Джованни же сделался необычайно для себя рассеянным, служба совершенно перестала его занимать, и он поторопился все закончить как можно скорее.

Когда Джованни ушел снимать облачение, де Бельвар отправился в епископский дом и послал своего оруженосца сказать, где его искать. Так что прихожане святой Девы Марии Силфорской еще не успели разойтись, а их епископ чуть ли не бегом промчался мимо них домой с графским оруженосцем, бежавшим за ним следом. Было о чем задуматься.

— И чего это там у них за дела? — зачесали затылки самые пронырливые из горожан.

Джованни с порога напустился на де Бельвара, выговаривая ему за нетерпение, потом принялся засыпать его вопросами о самочувствии, и при этом почти после каждого предложения, выражало ли оно упрек или содержало вопрос, безразлично, Джованни повторял, как он рад видеть своего дорогого Гийома.

— Все со мной в порядке, поболел и хватит, — сказал граф. — И как я, по-вашему, мог не приехать, Жан? Каноники здешние — люди, мягко говоря, лишенные понятий о чести, и злонамеренные, а горожане сволочи, себе на уме. Я приехал, так они все хвосты прижали, теперь никто не посмеет на вас покуситься.

— Гийом, зря вы беспокоитесь, они все невероятно глупы для того, чтобы что-то затевать, — пожал плечами Джованни.