так и не подписала то письмо. И даже не отдала его тебе. Не помню, что вообще там говорилось. Я лишь только надеюсь, что ты помнишь, кто я есть. Только не забывай меня…

Как я напряжена, думаю я про себя. Гляжу на Франклина.

Бездвижно, не шелохнувшись, остаток ночи я провожу с ним в кровати.

Но я не поднимаюсь с ним на завтрак.

Бертран

Je ne pouvais m’empecher de m’approcher de toi a la soiree. J’ai bu trop de tequila et j’ai peut-etre fume trop de pot mais qa ne vent pas dire que je ne t’aime pas. Ce-pendant apres te l’avoir dit, j’ai marche jusqu’a la fin du monde et j’ai vomi. Hier nous nous sommes separes avec Beba, ma petite amie. Toi, tu etais une des raisons pour ca (alors Beba ne sait pas que je te desire) mais pas la seule. C’est que depuis longtemps que je me sens seduit par toi. Je ne suis pas fou, mais tu m’interesse et j’ai pris quelque photos de toi que j’ai fait quand tu ne regardais pas. Je ne peux pas croire que tu ne m’as pas remarque. Si tu etais venue avec moi hier soir, je t’aurais rendue heureuse. J’aurais pu te rendre tres heureuse. Et j’aurais pu te rendre plus heureuse que ce type avec qui tu es partie hier soir. En mettant les choses au pis je pourrais toujours retourner a Paris et vivre avec mon pere. De toute facon, L’Amerique est chiante. Toi et moi faisant l’amour dans la villa de mon pere a Cannes. Et quitter mon boulot de redacteur a Camden Courier. Peut-etre as-tu vu mes articles? «Comment prevenir le Herpes» et «Les effets positifs de l’extase». Tu ne m’obsede pas. Je pourrais avoir n’importe quelle fille que je veux ici (et j’y ai passe pres), mais tes jambes sont parfaites, meilleures que toutes celles des autres filles et tes cheveux sont si blonds et doux, meilleurs encore de tous et ta figure est parfaite elle-aussi. Je ne sais pas si tu as eu une operation de nez mais ton nez est parfait. Tes traits sont vraiment parfaits. Je vais peut-etre essayer encore une fois. Mais ne pars pas la prochaine fois. Rappelle-toi que je pourrais te rendre tres heureuse. Je sais bien baiser et j’ai la Carte American Express de platine. Je suppose que tu 1’as aussi. Tes jambes sont splendides, et meilleures que celles de toute autre fille. De quelle couleur sont tes yeux? Les photos que j’ai prises sont toutes en noir et blanc. Je voudrais suivre les memes cours que toi, mais je fais de la photo et toi… quoi? Les beaux-art? Tu es sexy. Si je sa-vais que quelqu’un s’est dpris de toi comme moi, et toi, tu eprouvais le meme sentiment envers lui, je partirais. Je rentrerais chez moi. Aucun doute.[10]

Пол

Дни пролетали так быстро, что казалось, время замерло. Все следующие недели я был только с ним. Я перестал ходить на актерское мастерство, импровизацию, устройство декораций и генетику. В любом случае ни один из этих предметов не менял мир к лучшему, по крайней мере так, как это делал он. Я существовал в сонной прострации, но она была полна жизни и довольства. Я вечно улыбался и напоминал завзятого алкаша, хоть и перестал пить пиво, как раньше, потому что не хотел нарастить брюхо. С пива я перешел на водку.

Чем же мы занимались? В основном я тусовался только с ним. Я не представил его ни Раймонду, ни Дональду, ни Гарри, но и со своими друзьями он меня не стал знакомить. Он приохотил меня играть в квотерс, и я выучился закидывать монетку в пластиковые стаканы бочкового пива с таким проворством и искусностью, что, когда мы играли – либо с Тони, либо просто вдвоем, – он непременно убирался, а я сидел чуть потрезвее, уставившись на него и потягивая теплый «Абсолют». Его задело, что я так быстро догнал, и он мастерил в одиночку, чтобы не отстать от меня.

То было время, когда я, замечая прежних любовников на вечеринках, не парился, потому что был слишком уверен в своем новом рыцарском романе. Каждый раз, когда я проходил мимо кого-нибудь в столовой, или на вечеринке, или когда с Шоном бывал в городе, или сидел у «Конца света», глядя, как осень переходит в зиму, я не заливался краской и не отводил глаза. Я приветственно кивал, улыбался, и, когда возвращался к тому, чем занимался, меня не передергивало от отвращения. На вечеринках, когда в помощь развлекательному комитету (только ради Шона) я закатывал пивные кеги и расставлял колонки, я ни с кем не заигрывал и вообще ни на кого не смотрел. Конечно же, я замечал тех, с кем переспал. Они выделялись даже отчетливее, и мне было только легче оттого, что я был не с ними, что вместо этого я был с Шоном.

Поскольку его сосед Бертран («воображала французишка», говорил он) все выходные то бродил по магазинам в Нью-Йорке, то оставался у своей подружки, жившей не в кампусе, комната была в нашем распоряжении, что было и хорошо и плохо. Хорошо, так как она находилась в доме, где обычно каждый вечер на неделе проходили вечеринки, так что было неплохо напиться в Буте в общей комнате или, если не шел дождь или снег, то и на улице у главного входа, а затем отправиться вверх по лестнице в комнату в конце коридора. Плохо же потому, что его пугало, что нас услышат, на него находила паранойя, и ему требовалось выпить гораздо больше, прежде чем вообще можно было говорить о какой бы там ни было прелюдии.

После секса (во время секса он превращался в маньяка, дикого зверя – жесть полная) мы помирали с голоду и отправлялись на его мотоцикле в «Прайс-чоппер». У него всегда был запасной шлем. Я обхватывал его за крепкую тонкую талию, и он гнал по Колледж-драйв к рынку. Оказавшись там, он играл несколько партий в «Жоуст» на игровых автоматах у главного входа, а я покупал сыр в ломтиках, ужасную салями, которая ему очень нравилась, ржаной хлеб для него и пшеничный цельнозерновой для себя и, если еще не было двух, неминуемую упаковку пива «Дженни» или «Будвайзера». Мне нравился «Беке», но он говорил, что «Беке» слишком дорогой и у него нет столько денег. Но больше всего он любил воровать в магазинах. Ему настолько это нравилось, что мне приходилось его утихомиривать. Мы занимались этим только посреди ночи, когда никого не было, работала только одна касса, ночные сменщики распаковывали консервы на задах, а из колонок, днем игравших музыку для супермаркетов, раздавался Rush. Я расхаживал в своем длинном шерстяном пальто, купленном в городе в Армии спасения, а он в кожанке с потрепанными меховыми вставками, в карманах которой было на удивление много места, и мы без проблем выходили, мое пальто и его куртка отвисали от сигарет, бутылок вина, мороженого «Хаген Даз», шампуня, он лишь нагло притормаживал на кассе и покупал одну жевательную резинку «Базука». Однажды ночью я увидел сильно исхудавшую старушенцию, которая уже практически облысела, она перебирала премиальные купоны, и мне уже совсем расхотелось красть швейцарский шоколад с миндалем «Хаген Даз» и хрустящий батончик здоровья «Бен энд Джерри», но Шону так приспичило, что я не мог отказать, ведь он стоял, задрав подбородок, в облегающих джинсах, а его небрежно взъерошенные волосы матово поблескивали от пота, не высохшего после наших занятий любовью. Разве я мог отказать?

О себе он особо не рассказывал, но мне не очень это было и интересно. Мы либо напивались в «Пабе» (иногда мы отправлялись туда после ужина и уходили последними), либо ехали в «Карусель» на шоссе № 9, сидели и бухали вдвоем в баре, и только тогда он что-нибудь рассказывал. Он рассказал мне о том, как рос на юге, и что его родители были фермерами, братьев у него не было, лишь пара сестер, и что он был студентом на дотации, а специализацией была литература, что было странно, потому что в его комнате книг не имелось. Еще было странно, что он с юга, потому что у него и намека на акцент не было. Но не поэтому он мне нравился. Его тело не было таким шикарным, как у Митчелла, который периодически за ним ухаживал, а прошлым летом в Нью-Йорке он ходил в солярий, и его кожа превратилась в нечто среднее между розовым и коричневым, кроме ослепительной белизны на том месте, где его трусы не пропустили ультрафиолетовые лучи. У Шона было другое тело. Оно было здоровым и крепким (наверное, из-за работы на ферме в детстве), почти полностью без волос (лишь немного на груди) и с большим членом. У него были коричневатые волнистые волосы, которые он зачесывал набок, хотя можно было бы и гелем пригладить, но я не настаивал.

Еще мне он нравился из-за мотоцикла. Хоть я и вырос в Чикаго, на мотоцикле никогда раньше не ездил, и когда я сел к нему впервые на мотоцикл, то смеялся до упаду, голова кружилась от волнения, а опасность меня лишь веселила. Мне нравилось, как мы на нем вписывались, мои руки иногда были у него на бедрах, зачастую еще ниже, он ничего не говорил, лишь ехал быстрее. Он по-любому гонял, как сумасшедший, на красный, через знаки «стоп», а под дождем на поворотах выжимал чуть ли не под 120 в час. Мне было наплевать. Я просто держался за него еще крепче. Мы гнали пьяные обратно к кампусу из «Карусели» в ветреную новоанглийскую ночь, он подъезжал к воротам и ждал, пока нас пропустят охранники. Он вел себя как можно трезвее, что на самом деле и не требовалось, поскольку он в любом случае был знаком со всеми охранниками (я отметил, что с ними знакомы все, кто учится на дотации). Мы шли в его комнату или ко мне, если французишка был дома, он валился на кровать, скидывая ботинки, и говорил, что я могу делать что угодно. Ему все равно.

Вы читаете Правила секса
Добавить отзыв
ВСЕ ОТЗЫВЫ О КНИГЕ В ИЗБРАННОЕ

0

Вы можете отметить интересные вам фрагменты текста, которые будут доступны по уникальной ссылке в адресной строке браузера.

Отметить Добавить цитату